В комнате настолько сумрачно, что я не сразу обнаружил человека, лежавшего на одной из кроватей.
— Опять кровать полируешь? — обратился к нему инспектор.
— Меня учитель удалил с урока истории, — испуганно отрапортовал вскочивший с постели мальчик.
— За что?
— Меня ударил Жак… и я его…
— Прекрасная история, — добродушно сказал инспектор и подтолкнул меня вперед. — Он будет жить вместе с тобой. Познакомьтесь. Его зовут Юри. — Инспектор пошел к двери и оттуда сказал мне: — А этого любителя историй зовут Поль. Он тебе все расскажет.
Я положил узелок на свою кровать и сел на стул. Поль сидел на кровати. Мы молча смотрели друг на друга. Поль, вероятно, постарше меня. И покрепче. У него был тонкий, длинный и кривой нос.
— Откуда ты взялся? — спросил Поль.
— Из сиротского приюта, — ответил я. — А ты?
— Я тут уже второй год. А до этого тоже был в приюте, в Лионе. Скажу тебе всю правду — у нас тут собачья жизнь. Поднимают в шесть, и раньше девяти вечера не ляжешь.
— Ты еще пойдешь на занятия?
— На следующий урок.
— Ну и я с тобой.
— Идиот, ты сегодня поваляйся, в собачью жизнь включишься завтра. А на обед я за тобой зайду.
Где-то отдаленно прозвучал звонок. Поль вскочил:
— Обед через два часа. Жди меня.
По режиму жизни коллеж мало чем отличался от приюта; здесь тоже поднимали рано, вели на молитву, и потом мы были заняты до позднего вечера. Но занятия здесь были куда более серьезными — мы изучали историю, географию и даже философию. Учителями были монахи. Все четыре учителя коллежа имели духовный сан и жили в монастыре; все они, как я теперь понимаю, были по-своему образованными людьми.
Учебные классы находились тоже в монастыре. Мы приходили туда и стоя ждали, когда войдет учитель. После урока снова вставали, учитель уходил, и, только подождав еще несколько минут, мы могли выйти из класса. Ни в какие личные беседы с нами учителя не вступали. Даже если на уроке кто-нибудь совершал проступок, они предлагали виновному покинуть класс и делали запись в журнале, который ребята называли "доклад Палачу". Наказание было впереди — в кабинете доктора Рамбье.
Когда я обратился однажды к отцу Жоржу, который преподавал историю человека и веры, с каким-то вопросом, не касавшимся прямо содержания урока, он холодно посмотрел на меня и сказал:
— Тебе хочется показать, что ты знаешь больше других, а это очень плохая черта.
Воспитанники коллежа совсем не были похожи на приютских ребят. Начать с того, что в приюте все ходили в одинаковых серых рубашках и черных штанах, а здесь каждый одевался как хотел или мог. Ребята из богатых семей выглядели просто франтами. Мне из кладовой коллежа выдали длинную куртку защитного цвета и узкие черные штаны. Когда я первый раз увидел себя в зеркале, мне самому стало смешно. В приюте все ребята были тихие, покорные и безответные. Здесь дело другое — ведь в коллеже иным воспитанникам было по восемнадцати лет. Отпрыски из семей побогаче вообще никого и ничего не боялись и перед другими воспитанниками держались заносчиво. Даже учителя прощали им выходки, за которые другие попадали в "доклад Палачу". Нас, обучавшихся на благотворительные пожертвования, сынки богачей называли не иначе, как «саранча», и совсем не считали за людей.