А потом они лежат под солнцем - чуть ниже облаков, и смотрят на небо. Он не спал всю ночь, ожидая ее. И она пришла. Как и обещала.
Словно будильник звучит звонок на подъемном кране. Даже здесь они не одни. Хотя, какая разница? Губы смыкаются, и пусть их потом критикуют те, кто лишен своего счастья, а чужому радоваться не умеют.
-Дружище, купишь книгу?
-Нет,- от неожиданности он резко отмахивается, и толстая мужеподобная женщина смеется хищным смехом.
Он идет дальше, а в его голове постоянно звучит:
-Дружище, купишь книгу?
-Нет.
(Смех)
-Дружище, купишь книгу?
-Нет.
(Смех)
-Дружище, купишь книгу?
-Нет.
(Смех)
Холодная улица, от света электрических фонарей кажущаяся еще более пустой.
Неужели он остался один? Куда исчезли все люди?
Холодный ветер, он знает, что ему должно быть холодно, ведь он довольно-таки легко одет. Но ему не холодно! Он идет вперед, все дальше и дальше по улицам, которые набиты непонятно чем.
-Дружище, купишь книгу?
-Нет.
(Смех)
Он опять резко отмахивается, теряет равновесие и срывается с крыши. Сначала кричит в страхе, потом понимает, что это бессмысленно. Он закрывает глаза и расправляет руки. За миг до столкновения ему удается расслабиться и заснуть.
Он, всю жизнь живший иллюзией, теперь свободен. Не по своей воле, а благодаря нелепому ходу событий.
А испуганные люди беспомощно смотрят на разбитое тело в легкой джинсовой куртке, лежащее в луже собственной крови и мочи и освещенное светом электрических фонарей.
Он лежал в бесчувственном оцепенении, вдыхая дым и задержав дыхание, насколько мог. Пока через его горло проходил дым, неприятно терлось, но поток терпкого, прохладного воздуха слегка успокаивал болезненное ощущение.
Задержав дыхание, он пепельницей, что лежала у него на груди, чувствовал удары сердца. Сначала медленно. Потом ускоряясь, все быстрее и быстрее.
Медитативно расслабившись и вырубив рефлексы, он мог не дышать неопределенно долго. Поэтому ориентиром выдоха ему служило сердце. Когда оно колотило так бешено, что призма сладковатой боли расползалась по грудной клетке - будто молочный зуб себе вырываешь - он знал, что пора остановиться. Жалкое подобие густого белого дыма, который он вдыхал, змеей выползало из его рта.
А потом - еще.
После третьего косяка он заметил, что белая матовая поверхность потолка - молоко. Нет, оно не шло волнами. Оно просто было молоком, гипнотизирующей белой массой молока. Потом заметил красный оттенок, который добавляла тень красных штор.
Сначала медленно. Потом ускоряясь, все быстрее и быстрее. Сердце колотило, потом возмущенно отдышалась до следующей затяжки.