– Ну погоди, Куропаткин!
Лелька живо вскочила, достала из-под шкафа электрическую плитку, которая в холодные времена обогревала ей комнату, с предосторожностями наладила ветхий шнур.
– Я тебя выведу на чистую воду! Ты у меня по проволочке будешь ходить!
Через минуту спираль засветилась. Едва Лелька успела поднести к ней „белую карту“, как на бумаге проступили зеленые слова: „Сударыня. Повторную попытку уничтожить БК мы вправе расценивать как отказ. Огорчены и приносим свои извинения. Желаем счастья. И всё же…“ Слова пропали.
Лелька села за стол и задумалась.
Нет, на Куропаткина это было непохоже. „Огорчены и приносим извинения…“ Да этот охальник лучше обреется наголо, чем напишет такие слова. Он в жизни ни перед кем не извинялся, в этом Лелька была уверена.
И потом, „сударыня“… Скорее уж „барышня“ или „мадемуазель“.
А то еще „Гортензия“. Да, да, представьте себе: Гортензия. Именно так называет ее Куропаткин где и когда ему заблагорассудится, хоть на уроке, хоть в учительской.
Дошло до того, что учителя, якобы оговариваясь, тоже стали ее так называть. И Лелька терпела, а что ей оставалось делать?.. „Сударыня. Ваша доброта общеизвестна…“ Но если не Куропаткин – кто же тогда?
И тут Лелька не на шутку перепугалась. Она почувствовала себя под пристальным вниманием неведомых сил – возможно, даже иностранного происхождения (а иначе откуда эта мелованная бумага, эти шпионские трюки с исчезающим текстом, этот явственный зарубежный акцент? „Убедительно просим быть вымыты…“ Так не напишет даже Лемехов (на что уж он глух к языку), и этим силам известно не только о Лелькиной доброте, но и о ее пристрастии к земляничному мылу, да мало ли еще о чем. Сама-то Лелька как объект для них не находка, но через нее ОНИ могут получить доступ к секретным работам учеников вечерней школы… „Вот так живешь, живешь…“ – пугливо подумала Лелька. Она поднялась, обхватила руками плечи (что-то зябко стало) и подошла к раскрытому окну.
Прямо под ее окном во всем своем великолепии раскинулся пивной завод, единственное крупное предприятие города. Объект, безусловно, был не секретный, притом допотопный: он помещался в старинных монастырских постройках и окружен был пахучими лужами, обширные пространства которых белели даже сейчас, в темноте. „Постойте, постойте, – без всякой связи с открывшейся панорамой подумала вдруг Лелька. – Там что-то было сказано о кривизне земной поверхности… или я путаю?“ Тут словно занавеска раздернулась перед ее глазами, и Лелька, как впервые, увидела зияющее звездное небо и фонари на покосившихся столбах.