Совсем как нам поверили эти люди. Мысль неожиданно резанула по сердцу острым скальпелем. Да, аналогия напрашивалась сама собой, мы сейчас оказались точно в такой же ситуации, только в отличие от этого осетина, никто не нашел в себе мужества до конца выдержать данное слово, принять заведомо проигрышный, обреченный бой. Никто, кроме Пепса… Да и тот сейчас бессмысленно мотал головой не в силах подняться с земли и размазывал по лицу кровавые сопли. Тоже мне, защитник!
Девушку, тем временем все же затащили за наш «Урал», и теперь я не видел ни ее, ни пулеметчика, кричать она тоже перестала. Зато возле тупорылой кабины грузовика уже сбилась кучка нетерпеливо перетаптывающихся грузин. Похоже развлечение было в самом разгаре. Минут через пять пулеметчик довольно улыбаясь и застегивая на ходу штаны, показался из-за кабины, тут же на его место нырнул самый здоровый из образовавшейся очереди, огромный красномордый бугай. Остальные одобрительно заулюлюкали, что-то ему советуя и демонстрируя неприличные жесты.
А осетина продолжали пинать ногами. Он уже не сопротивлялся и даже не закрывался скорчившись, сжавшись в комок под градом сыплющихся на него ударов. Те трое, которые начали его избивать первыми запыхавшись отошли в сторону, запалено дыша и мерно взмахивая руками, будто восстанавливая дыхание после долгой пробежки. Их место заняли другие, с удвоенной яростью принявшись молотить бессильно распластанное на дороге тело каблуками ботинок. Остальные беженцы и мужчины и женщины смотрели на это молча, мужчины угрюмо с затаенной ненавистью, женщины с ужасом. Я заметил, как одна осетинка прикрывает ладонью глаза маленькой девочки, прижавшегося к ней, вцепившись кулачками в ее длинное мешковатое платье. С содроганием я узнал в этом ребенке ту самую девчушку, что сидела на коленях у матери, в кузове нашего «Урала». Теперь практически на ее глазах убивали отца и насиловали мать.
Казалось все это длилось и длилось, время остановилось, судорожно балансируя на краю вечности, постепенно заваливаясь в ее темную манящую пропасть. Я ощущал это почти физически, чувствовал, что секунды в обычной жизни свистящие мимо со скоростью курьерского поезда становятся все длиннее растянутее, словно лини прерывистой дорожной разметки при приближении к сплошной. И сама сплошная должна была вот-вот начаться символизируя окончательный приход к бесконечности, в которой вечно будут продолжать избивать уже бесчувственного осетина и торопливо жадно насиловать его жену, совсем еще девчонку. И так будет всегда, пока Земля вращается вокруг Солнца, пока звезды вертятся вокруг центра галактики, всегда, до нового пришествия Иисуса, до Страшного Суда, до очередного Большого Взрыва… и я беззащитный, бессильный что-либо предпринять, буду все это бесконечно длинное время, все эти миллиарды и триллионы лет стоять вот так же, превратившись в соляной столб и смотреть. Стоять и смотреть…