- Сидел-то за что? - спросил депутат после того, как Щербина опрокинул третью рюмку. Сам он едва притрагивался к стакану с виски.
- Да ни за что, - с неприязнью ответил Щербина.
- И все же? Мы не в суде, а я не следователь.
- Такие вопросы в приличном обществе не задают, - процедил донор. - Ну а если тебе очень интересно мою жизнь знать: киоск бомбанули коммерческий, хозяина подрезали - нечего было на рожон лезть. А что, жить ведь всем хочется, а, депутат? Вот и нам с дружками хотелось. Саня на малолетку пошел, а мы с Вованом - на взрослую зону. Следующая ходка вообще смешная была - у фраера мобилу отобрал. Я и не думал, что за такое сажают. А на меня еще несколько грабежей повесили и упекли на пять лет. Ну и последняя ходка - за магазин. Не везет мне с магазинами. А ведь что магазин? Кого ты обидел, если кассу в магазине подломил, кроме богатея, что этот магазин держит и как сыр в масле катается? Нет в жизни справедливости, депутат. Так и запиши.
- А работал где? Специальность есть?
Похоже, Щербина хотел сплюнуть на пол, но в последний момент, перехватив взгляд крепкого охранника у входа, передумал.
- После школы меня забрали, сразу. Даже училище закончить не дали. Справедливо это, депутат? Может, я бы и трудился слесарем, упирался бы рогом - да не судьба.
Опрокинув рюмку водки - коньяк и виски ему не понравились, - Щербина впился зубами в запеченную, предварительно вымоченную в пиве свиную ножку. Жуя, он постоянно посматривал по сторонам. То ли боялся, что еду отберут, то ли, напротив, смотрел, чем можно поживиться у посетителей «Бочки».
Наблюдая за уголовником, Говоров размышлял. Действительно, что хорошего сделал в своей жизни этот тип? Ничего. Горе принес он своей матери, зло и беспокойство - людям, которых грабил, ничего хорошего - самому себе. Он был никчемным человеком, ничтожеством. С ним было трудно родителям, от него страдали учителя, он наверняка притеснял товарищей, которые были слабее его... И все же... Альберт вдруг представил смешного черноволосого малыша в простой деревянной кроватке, который заливисто хохотал и тянул руки к просто одетой, преждевременно увядшей, усталой матери. Тогда он был для нее лучшим, а она для него - всем. Но потом все изменилось. Когда-то что-то пошло не так. Где-то кому-то не хватило сил. Матери, отцу, ему. Или мир оказался слишком жестоким. А теперь... Что теперь?
Щербина никогда не станет таким, как был в детстве. Он вновь будет грабить, а может быть, убьет кого-то. Значит, гуманнее будет убить его прежде. Забрать его жизнь, его возможности. Превратить те злые дела, которые он мог совершить, в добрые поступки, которые непременно совершит сам Говоров.