– Почему угодить? Почему влипнуть? В любой момент мы радируем на Анкару, и за нами вышлют челнок. А там ближайшим рейсом, если захочешь, вернемся на Землю. Абсолютно ничего не изменилось.
– Но невыносима же сама мысль, что мы в чьем-то там сне! Кошмар! А что, если… что, если, пока мы здесь, Билл Копман вдруг возьмет да проснется?
– Только раз в тысячи и тысячи лет суждено душе пробудиться, – сказал Рамчандра, и голос его был исполнен печали.
Тамара же, напротив, находила это весьма ободряющим. Поразмыслив, она отыскала еще один дополнительный источник самоутешения.
– Но ведь не может решительно все зависеть от него, даже если он и затеял это, – сказала она. – Места, где нет поселений, они ведь должны быть пустыми на его картах. Но жизнь в них так же, как и повсюду, бьет ключом – звери, птицы, насекомые, лес, трава… Стало быть, существует и реальность сама по себе, свободная от сна. Затем еще старики. Они никак не вписываются, не могут быть частью… влажных снов Билла. Он, возможно, по жизни не знаком еще ни с одним стариком, не интересуется ими вообще. Вот почему они тоже свободны.
– Ты права. Старики начинают придумывать свой собственный мир. Фантазируют, изобретают слова. Рассказывают предания.
– Навряд ли мальчишка хотя бы раз задумывался о смерти.
– По силам ли живому вообразить смерть? – вопросил Рамчандра. – Ее можно только пережить. Как это сделал Боб… Точно сон о сне.
На месте облаков, мягко сносимых ветром на запад, уже забрезжил рассвет.
– Он выглядел встревоженным в моем сне, – пробормотала Тамара. – Таким испуганным. Как… Словно чувствовал определенную вину за смерть Боба.
– Тамара, Тамара, всегда ты на шаг впереди, всегда опережаешь меня. – Рамчандра зарылся лицом в ее грудь.
– Рамчандра, – сказала Тамара, ласково ероша жесткие кудри. – По-моему, я уже хочу домой. Прочь из этого мира. Назад в реальный.
– Иди первая, я следом.
– Ох, какой же ты весь из себя смиренный! Лжец и клоун! Сам ведь даже ни капельки не напуган.
– Это правда, – согласился Рамчандра, едва слышно вздыхая.
– Как давно уже ты все это понял? Когда отплясывал там с Бро-Капом и остальными? Уже тогда, что ли?
– Нет-нет. Только теперь, в эту ночь, после твоего вещего сна. Ты же сама его видела. А все, что я мог, – лишь облечь в слова твое озарение. Но, если угодно, можно сказать, что я знал это всегда. И теперь, когда ты хочешь увезти меня домой, я начинаю вспоминать свой родной язык. Язык, на котором разговаривал в детстве в том маленьком домике под сенью деревьев, что возле храма Шивы в одном из предместий Калькутты. Но там ли теперь мой дом? А может, здесь? Какой из двух миров воистину реален? Да и имеет ли это хоть какое-нибудь значение? Ведь и Земля кому-то снится. Какому великому сновидцу? Но ведь и мы с тобой тоже парни не промах, тоже видим сны, мы оба Шакти, и нашим с тобой мирам суждено быть, покуда живы наши желания.