Наемники соскочили с коней. Дантист ударом ноги распахнул дверь в лазарет и сразу почувствовал резкий запах лечебных трав и мазей.
– Ненавижу этот запах! – пробормотал он, поморщился, покрутил головой, но пошел дальше.
В большой общей палате были больные – в основном, старики. Они лежали, натянув на себя одеяла, боясь пошевелиться, и смотрели на незваных гостей испуганными глазами. И еще здесь была молодая женщина с огненно-рыжей шевелюрой и злыми зелеными глазами. Она настороженно и пристально смотрела на наемников.
– Надо же, какие тут монахини! – присвистнул Клоч. – Знал бы, давно ушел бы в Гойлон монашить. Где принц?
– Здесь больные, – сказала рыжая. – Нет тут никакого принца. Или сам не видишь?
– Больные? – Клоч поднял руку. – Сейчас мы их полечим. Парни, арбалеты!
Рыжеволосая женщина с ненавистью наблюдала, как наемники взводят и заряжают арбалеты. Клоч взмахнул рукой, защелкали тетивы, стрелы полетели в больных. Много стрел. Когда стихли крики и стоны, Клоч снова перевел взгляд на монахиню.
– Говоришь, тут больные? – спросил он. – Все, нет больше никаких больных. Где принц?
– Ты убийца! – прорычала Кеннег, сжимая кулаки. – Мерзкий ублюдок. Гелес проклянет тебя за твою жестокость.
– Да, я убийца. А ты у нас хорошая и красивая. – Клоч засмеялся. – Небось, смотришь на нас и думаешь: "Сейчас эти мерзавцы станут меня насиловать! То-то я разговеюсь!" Ведь так, рыжая? Ты ведь поди уже не год и не два без мужика. А невозделанная дырка свербит по ночам. Свербит?
Кеннег плюнула в Клоча. Дантист спокойно вытер плевок со своей кирасы.
– Парни, что будем делать? – спросил он. – Поможем святой душе прочувствовать радость жизни перед смертью?
– Да я не против! – хохотнул один из наемников, поедая Кеннег глазами.
– С радостью, – дюжий чернобородый детина вышел вперед, начал расстегивать пояс. – Люблю рыжих!
– Погоди, Алмон, – Клоч подошел к Кеннег вплотную. – Боишься? В последний раз спрашиваю, где принц?
– В последний раз отвечаю, нет здесь никакого принца. Проваливай отсюда, ублюдок!
– Нет, так нет. Я передумал. Не будем мы тебя трахать. Зачем портить такой праздник? Хочу доставить тебе особое удовольствие, рыжая, – Клоч всадил кинжал в живот Кеннег, повернул его в ране, не сводя взгляда с ее исказившегося лица, заглядывая в полные ужаса и боли глаза женщины. – Так приятно? Я думаю, да.
Кеннег медленно осела на пол. Клоч спокойно вытер кинжал об ее одежду, ногой перевернул монахиню на спину. Губы Кеннег шевелились, но говорить она уже не могла.
– Ла Бьер, факелы, – скомандовал Дантист. – Все здесь сжечь. Немедленно.