Жарко стало от этой догадки: не сумеем доказать, что Валентин Мальцев погиб от его пули, и все пойдет прахом, предатель ускользнет от заслуженной кары…
Но внешне Зосима Петрович ничем не выдал свои сомнения и встревоженность. Сказал, как и до этого говорил, спокойно чеканя слова:
— Гражданин Антонов, свидетели из Петрово и Старищ показывают, что вы громогласно хвастались своим метким выстрелом из винтовки в неизвестного партизана осенней ночью сорок третьего года. Не вспомните ли, что это был за выстрел?
Антонов насторожился:
— Выстрел? — Короткий, полный отчаяния, а вернее, немой мольбы взгляд на того, кого он все еще мог считать своим сыном, на чье сочувствие, на чью жалость мог хоть капельку рассчитывать.
— Все мы стреляли… Начался бой, будешь стрелять, иначе тебе самому конец… Не верите, спросите хоть у него…
— Врешь! — взвился, вскочил со стула Алексеев. — Врешь, врешь, врешь! Я же с тобой рядом был, своими глазами видел, как ты парнишке тому прямо в живот с двух шагов пулю всадил! — И, продолжая выкрикивать что-то бессвязное, путаное, истерическое, с мольбой протянул к следователю руки: — Не верьте ему, христом-богом прошу, не верьте ни одному его слову! Он и мою мать со света сжил, и жизнь мне всю изломал, испоганил… Он и теперь хочет меня вместе с собой в могилу утащить. Не верьте!
— Тихо! — гневно прикрикнул подполковник. — Садитесь, Алексеев!
И к Антонову:
— Что вы теперь скажете? Я слушаю вас. Ну?
— Ничего. — Антонов поднялся со стула, подался всем корпусом вперед, словно готовясь к прыжку. — Ничего не скажу. А щенка этого, — кивок на сына, — не садите со мной в одну камеру: своими руками, как слизняка, раздавлю!..
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Долго стоял Зосима Петрович на набережной Фонтанки, разглядывая старинный четырехэтажный особняк, порог которого ему надо было переступить. Стоял, думал, подбирал слова для начала трудного разговора.
… Вот и номер нужной квартиры. Нажал кнопку звонка. Дверь отворила хрупкая женщина с выражением ожидания в больших, показавшихся темными, глазах.
— Простите, — сказал он, — вы Ирина Михайловна Мальцева?
— Да…
— Здравствуйте. Я писал вам. Из Калининграда. Я…
— Товарищ Буданов? — Голос женщины дрогнул, дверь широко распахнулась. — Мы с мамой ждем вас. Пожалуйста, проходите!
Ирина Михайловна провела гостя в небольшую комнату, заставленную книжными шкафами, предложила стул, не очень уверенно и смущенно — лишь бы не молчать — спросила, давно ли он в Ленинграде. Буданов извинился за свой, быть может, не ко времени визит и как мог мягче, осторожнее сказал, вернее, попросил: