Будет невероятно трудно. Я не хотел уезжать, и это нежелание вынуждало меня придумывать оправдания для того, чтобы отодвинуть наступление неизбежного на два, три, четыре дня... Но я обязан был поступить правильно. Советам Карлайла можно доверять. Внутри меня был такой разброд, что я никогда не смогу прийти к правильному решению самостоятельно.
Я не мог разобраться в себе. Какую долю в моём нежелании уезжать занимает неотвязное любопытство, а какую — неудовлетворённый аппетит?
Я пошёл в дом переодеться перед школой.
Элис ждала меня, сидя на самом верху лестницы, ведущей на третий этаж.
"Ты опять уезжаешь", — укоризненно подумала она.
Я вздохнул и кивнул.
"Не вижу, куда ты отправишься на этот раз".
— Я ещё и сам этого не знаю, — прошептал я.
"Я хочу, чтобы ты остался".
Я потряс головой.
"Может, нам с Джаззом уехать вместе с тобой?"
— Нет, когда меня не будет здесь, чтобы стоять на страже, ты станешь им совершенно необходима. И ещё — подумай об Эсме. Ты одним махом хочешь лишить её половины семьи?
"Твой отъезд огорчит её".
— Я знаю. Поэтому ты должна остаться.
"Ну-у, я — это совсем не то, что ты... Сам прекрасно знаешь".
— Знаю. Но мне необходимо поступить правильно.
"Иногда правильное и неправильное трудно отличить друг от друга, тебе не кажется?"
Она погрузилась в одно из своих причудливых видений. Я следил, как мелькают и кружатся неясные образы. Увидел себя в хороводе странных теней, о которых не мог сказать, что они такое — так их формы были туманны и размыты. И вдруг — кожа моя засверкала в лучах яркого солнца, на маленькой поляне посреди леса. Это место было мне знакомо. На поляне кто-то был вместе со мной, но опять же, силуэт был так плохо различим, что невозможно было понять, кто это. Образы дрожали и мерцали, когда миллионы вероятностей перестраивали картину будущего снова и снова.
— Не многое же я из этого понял, — сказал я, когда видение померкло.
"Я тоже. Твоё будущее так быстро меняется, что я не могу за ним уследить. И всё-таки, я думаю..."
Она остановилась и прокрутила в голове целую коллекцию других видений, касающихся меня. И все они были такими же — неясными и неустойчивыми.
— Я думаю, грядёт какая-то перемена, — сказала она вслух. — Ты стоишь на разветвлении жизненных дорог.
Я угрюмо засмеялся.
— С чего это ты заговорила, как цыганка на ярмарке?
Она поддразнила меня, показав свой маленький язычок.
— Но сегодня всё будет хорошо, правда? — спросил я с внезапной тревогой в голосе.
— Я не вижу, чтобы ты кого-нибудь сегодня убил, — заверила она.