Судья досчитал до десяти и развел руки. Итальянец так и не поднялся. Зал неистовствовал. Это был один из диких приемов бокса. Приемов, к которым нельзя было придраться, но которые делали бокс 'грязным', и мы знали истинную сторону истории Поперченко, который в ресторане пристал к жене совершенно незнакомого человека и ударил его так, что он улетел быстрее собственного визга. Был скандал. Дело замяли. Но через полгода в лифт с ним вошли двое и потыкали его ножами. Запорожный отличился тем, что ударил партнера после гонга, когда тот не был готов к удару. Партнер почти лишился зрения. Носил толстые очки и то мог читать не дальше собственного носа.
Потом, когда они стояли по обе стороны судьи, Рыбаков сматывал бинты и складывал их за майку. По-моему, он даже не вспотел. У итальянца было слишком несчастное лицо, чтобы поверить в его боксерскую карьеру. Наверное, он сломался.
— Это нечестно! — кричал Леха и тыкал меня локтем в бок. — Это нечестно!
— Брось! — сказал я ему. — Пойдем выпьем.
Я совершенно забыл, зачем мы сюда пришли. Толпа гудела и стонала. Пару минут мы даже не слышали собственного голоса.
Второй бой мы тоже посмотрели. На этот раз другой итальянец, которого можно было уже не называть итальянцем, потому что от великого 'сапога' остались одни верхушки гор, показал, на что он способен. Зет был длинноруким и сухим, как деревяшка, и я даже подумал, что он рассыплется от собственных движений. Однако он оказался юрким и выносливым, как бегун на длинные дистанции. Два раза Зет ударил, чуть закручивая, левой через плечо противника и попал, но это не принесло мгновенного результата. И в следующем эпизоде он уже не бил сверху, потому что понял, что противник готов к таким ударам и прекрасно их амортизирует, а нацелился чуть ниже и, прижав противника к канатам и, 'дернув' его пару раз, нанес казалось бы несильный, но точный — вначале левой и тут же правой — удар в челюсть, в голову, и судьба встречи была решена. Он понял это еще до того, как противник упал. Понял по его глазам, по удивленному лицу. Но все равно ударил еще и еще, и только подбежавший судья разнял их, отослал его в угол и открыл счет.
— Он бьет… — возбужденно воскликнул Леха, ткнув меня в бок, — он бьет, потому что проффи. Гляди!
Но в этом раунде Зет не добил противника — помешал гонг и вязкость боя. Сумбурность движений боксеров в ближнем бою никому из них не приносила удачи. Но когда Зет отлипал от противника, он умудрялся проводить один-два удара так, что у того дергалась голова. И когда пробежали три минуты, его противник был в состоянии гроги, потому что посмотрел, в какой угол ему надо идти. Все последующие раунды он нюхал перчатку, которую секунданты ему пропитали нашатырем и висел на Зете. Он исполнял какой-то странный танец под названием 'Я тебя боюсь'.