Тихонов огнями подал условный сигнал: «Идти к цели самостоятельно». И тут же перед самолетами встал частокол прожекторных лучей, а на их фоне отчетливо вырисовывались облачка разрывов зенитных снарядов.
Лучи суетливо обшаривали небо, стараясь нащупать приближающиеся бомбардировщики. Казалось, не пройти через них, не пройти между смертоносными, взбухающими, точно пузыри на воде от крупного дождя, разрывами снарядов. Невольно хотелось забраться повыше. Но выше нельзя. Стрелка высотомера показывала больше семи тысяч метров.
— Пробьемся, ребята… — Васильев хотел было подбодрить свой экипаж, но почувствовал, как что-то словно сдавило его горло: воздух не шел в легкие. «Неужели кончился кислород в баллонах? Не может быть. Перед вылетом сам проверял, все было в порядке». Глаза его впились в стрелку манометра. Она неуклонно скатывалась к нулевому делению. «Утечка!»
Васильев сбросил с правой руки меховую перчатку, пальцы быстро поползли вверх по медной трубке. Возможно, где-то произошло разъединение узла и еще можно спасти положение, подкрутив гайки. Но поджимные гайки были на месте. А вот чуть ниже их кончики пальцев резанула острая боль. Отдернул руку, и боль прекратилась. Понял: лопнула трубка, и из щели улетучивался кислород.
— Штурман, кислородная трубка приказала долго жить. Иду на снижение, сказал Васильев.
— И поскорее! Иначе задохнемся, — ответил Фадеев.
ДБ-3ф пошел вниз. На высоте четыре тысячи метров Васильев перевел машину в горизонтальный полет. Лететь на такой высоте, доступной для зениток и даже для аэростатов заграждения, очень опасно. Целесообразнее вернуться назад и сбросить бомбы на запасную цель — Штеттин или Данциг. Но ведь это первый их полет на Берлин! И потом, что подумают летчики эскадрильи, если их военком не дотянул до фашистской столицы всего каких-нибудь сто километров? Лично у Васильева сомнений не было: только вперед! Но у него еще есть члены экипажа, за жизнь которых он как летчик и командир в ответе.
— Виктор, что будем делать? — спросил он.
— Как что? На Берлин пойдем, на Берлин! — ответил Фадеев. — Авось не собьют…
— Костя Ковалев, как?
— На Берлин, товарищ старший политрук, — ответил стрелок-радист старший сержант Ковалев. — Не к лицу нам возвращаться.
— Спасибо, друзья! — проговорил Васильев, радуясь, что мнение экипажа едино: при любых условиях идти на фашистскую столицу.
Разрывы зенитных снарядов в основном появились вверху. Фашистские зенитчики не помышляли, что советский бомбардировщик пойдет так низко. Зато здесь, вокруг самолета, метались снопы лучей.