Девушка, никогда не видевшая тайги, дочь видного ученого, выросшая среди столичных удобств и не испытавшая нужды, наконец человек с очень чуткой и тонкой душой, она ведь беззащитна среди этой дикой, суровой природы.
Но как выглядит! Ничуть не изменила своим манерам, попрежнему добра и чутка ко мне, всегда опрятна, спокойна, с готовностью выполняет любое дело и слова не промолвит о том, что устала или что ей плохо. Стала только молчалива. Да и я молчалив в эти дни. Но как она похорошела! Поистине, нет на земле существа лучше и красивее, чем человек с подлинно благородной душой!
8 июля. 12 часов ночи. Очень трудно писать. Пишу - совсем не разберу что. Рука все еще дрожит, получаются каракули. Сегодняшний день был одним из самых счастливых, но и самых страшных в моей жизни. Вот как все получилось.
Утром, часам к десяти, мы израсходовали последний остаток воды в надежде, что скоро встретим реку или ручей. Но обманулись. Во второй половине дня, часа в четыре, Анюта сдалась. Она в изнеможении опустилась на землю и попросила дать ей отдохнуть. Глаза ее стали грустными, и только в глубине их светился лихорадочный блеск.
Я сел рядом, и она положила голову мне на колени. Потом придвинулась еще ближе и, прижавшись ко мне» спрятала лицо. Я почувствовал, что у нее вздрагивают плечи.
- Вы плачете? - испуганно спросил я.
- Витя… - сказала она тихо, если что-нибудь со мной случится…
Я взял ее голову и заглянул в лицо. На глазах были слезы. Мне стало невыносимо больно, и я призвал на помощь весь свой оптимизм, чтобы воодушевить ее. Она слушала тихо, потом так же тихо прижалась горячими губами к моей руке.
- Не знаю, выдержу ли я… - проговорила она, не меняя позы, - но если не выдержу, то чтоб ты знал: я так тебя люблю!..
Меня потрясли эти слова, сказанные в такую минуту и так мужественно. Ни жажды, ни усталости во мне и следа не осталось. И оттого ли, что мы хорошо отдохнули, или оттого, что так неожиданно произошло объяснение, - у обоих нас сразу прибавилось силы. Взявшись за руки, мы снова пошли.
Так мы шли, не встречая воды, пока над нами не сомкнулась темнота ночи. Жажда так измучила, что не хотелось даже разговаривать. Выбрали место для ночлега, и я принялся разжигать костер. Когда пламя разгорелось, я обратил внимание, что Анюта сидит в неестественной позе, запрокинув голову. От ужаса похолодело у меня в груди.
Наклонившись к ней, я нащупал ее пульс. Он бился ровно.
Мне стало понятно: у нее обморок от усталости.
Я схватил топорик и неподалеку от костра начал ожесточенно долбить землю. «До гальки докопаться! - стучала в мозгу единственная мысль. - Там должен быть водный горизонт. Не может быть, чтобы на этой пойменной равнине вода оказалась глубоко».