- Дождались! - закричала Молли. - Вот он, ваш Джордж Уилкинс! - Лукас уже шел к двери. - Куда пошел-то? - сказала она. - Куда теперь денемся?
- Ты погоди беспокоиться, куда денемся, - сказал Лукас, - до той поры, когда Рос Эдмондс забеспокоится, почему мы не съехали.
Солнце уже встало. День обещал быть жарким; и хлопок и кукуруза еще подрастут до заката. Когда он подошел к дому Джорджа, Джордж молча появился из-за угла. Лукас пересек лысый, залитый солнцем двор в хитрых завитушках сметенной пыли - эту науку Нат переняла у матери.
- Где он? - спросил Лукас.
- Я его спрятал в овражке, где мой старый лежал, - ответил Джордж. - В тот раз шерифы ничего не нашли, теперь искать там не станут.
- Дурень, - сказал Лукас. - Пойми ты: теперь до выборов недели не пройдет без того, чтобы кто-нибудь из них не пошарил в овраге - коли Рос сказал им, что там прятали. А если тебя обратно поймают, у тебя не будет свидетеля, на котором ты с прошлой осени женат.
- Теперь меня не поймают, - сказал Джордж. - Теперь я ученый. Буду на нем работать, как вы велите.
- Давно бы так, - сказал Лукас. - Вот стемнеет, бери телегу и увози его из оврага. Я покажу, куда спрятать. Хе, - сказал он. - Этот небось старого родной братец, будто старого и не уносили.
- Нет, сэр, - сказал Джордж. - Этот хороший. Змеевик у него почти что новый. Почему я и цену не мог сбить. Крыльцовых и колодезных еще бы два доллара, и хватило, но я сам достал, вас не пришлось беспокоить. Да я не о том волнуюсь, что меня поймают. Я голову ломаю, что мы Нат скажем насчет крыльца и колодца.
- Кто это "мы"? - спросил Лукас.
- Ну тогда я, - сказал Джордж.
Лукас посмотрел на него молча. Потом сказал:
- Джордж Уилкинс.
- Сэр? - сказал Джордж Уилкинс.
- Я насчет жены советов никому не даю.
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
Шагов за сто до лавки Лукас, не остановившись, бросил через плечо:
- Обождите здесь.
- Нет, нет, - сказал коммивояжер. - Я с ним сам потолкую. Если не смогу ему продать, тогда и... - Он остановился. Вернее, отпрянул: еще бы шаг - и он налетел на Лукаса. Он был молодой, под тридцать, само уверенный, с бойкостью, слегка потертой, и нахрапом, свойственным людям его призвания, белый. Но тут
он даже говорить перестал и поднял голову к негру в старом комбинезоне, смотревшему на него не только с достоинством, а властно.
- Здесь обождите, - сказал Лукас.
И вот под ясным августовским утренним небом торговец прислонился к ограде, а Лукас пошел в лавку. Он поднялся на крыльцо, возле которого стояла под широким фермерским седлом молодая светлая кобыла со звездочкой и в трех чулках, и вошел в длинную комнату, где на полках были разложены консервы, табак, лекарства, а на крюках висели цепные постромки, хомуты, клешни хомутов. Эдмондс сидел за бюро перед окном фасада, писал в гроссбухе. Лукас стоял и смотрел ему в затылок, пока он не обернулся.