В XX веке так бывает не всегда. Случай с У-2 является примером этому. Очевидно, что о строительстве самолета, его подлинном назначении, об успехах, достигнутых с его помощью за более чем пятилетний срок его эксплуатации, а также о том, кто был инициатором этой операции и контролировал ее осуществление, должны были знать многие. Учитывая исключительный характер этой операции, большие расходы на ее осуществление и ее сложность, подобное расширение круга осведомленных лиц было неизбежно. Данную операцию невозможно было провести так же, как организацию переброски агента через границу. Безусловно, все эти люди знали бы, что всякие опровержения со стороны президента будут ложными. Рано или поздно это было бы установлено.
Еще более серьезным является вопрос об ответственности руководства страны. Если бы президент заявил, что его подчиненные по собственному усмотрению, не получив санкции свыше, задумали и осуществили такую операцию, как операция с У-2, это было бы равнозначно признанию того, что в правительстве царит безответственность и что президент не контролирует действия своих подчиненных, которые могут существенным образом отразиться на нашей национальной политике. Такую позицию занять было невозможно. Хранить молчание обо всем (мне это представляется неосуществимым) было бы равносильно подобному признанию. Решение главы исполнительной власти взять на себя в случае как с У-2, так и с высадкой в бухте Кочинос ответственность за операцию, запланированную как тайную, но затем раскрытую, по-моему, было правильным. Это было единственно оправданным в той обстановке решением. Конечно, любой подчиненный президенту работник, например директор Центрального разведывательного управления, был бы готов взять на себя всю или часть ответственности в обоих случаях, даже ответственность за безответственные действия, если бы ему предложили это. Нельзя исключать, что кто-то и полагал возможным осуществить нечто подобное. Однако, я думаю, это было бы совершенно бессмысленно.
Сегодня в области разведки делается много признаний – молчаливых, путем определенных действий либо публичных заявлений. Когда Советский Союз согласился обменять Фрэнсиса Пауэрса на полковника Рудольфа Абеля, тем самым он показал, что представляет собой этот человек, с такой же ясностью, как если бы опубликовал все сведения о нем в газете.
Разведка далеко ушла от того доброго старого времени, когда все можно было укрыть под покровом молчания.
ЦРУ – «плохой мальчик» в правительстве
В более узких и, как полагают, «осведомленных» кругах иногда приходится сталкиваться с мифами более злобного и клеветнического характера. Вряд ли большое число граждан за пределами Вашингтона когда-либо встречались с такими суждениями, и поэтому я остановлюсь на них лишь мимоходом. Они прежде всего касаются взаимоотношений ЦРУ с другими звеньями нашей администрации, особенно с которыми оно теснее всего сотрудничает. Прежде всего людям и ведомствам свойственно остерегаться «выскочек» и на начальном этапе с неудовольствием встречать их вторжение в сферу деятельности более устоявшихся и традиционных правительственных структур. ЦРУ должно было доказать необходимость своего существования и завоевать уважение старших по возрасту ведомств, продемонстрировав, на что оно способно, и подвергнув своих работников и управление в целом испытанию временем. По моему мнению, ЦРУ выдержало это испытание и завоевало уважение своих коллег в правительственном аппарате. Вместе с тем оно не поглотило кадры, имущество и функции какого-либо другого органа, несмотря на общеизвестные значительные его размеры и солидный бюджет. Заявления о том, что в некоторых американских посольствах работников ЦРУ больше, чем сотрудников дипломатической службы, являются типичным примером злобных инсинуаций, доставляющих нам неприятности, точно так же как утверждение, что работники ЦРУ в посольствах совершенно бесконтрольны и могут делать все, что им заблагорассудится. Американский посол является высшим должностным лицом, и все находящиеся в его подчинении, включая работников ЦРУ, ответственны перед ним.