Несчастный ассистент почему-то разозлился не на провокаторшу, а на непрошеную заступницу.
— Кто просил вмешиваться?! — нервно обернулся он. — Лезут всякие!
И ретировался.
Элиза вздохнула. Жизнь возвращается на круги своя. Всё как обычно. «Теория надрыва» продолжает действовать. Только вот Смарагдова нет…
Ей стало жалко маленькую травести, которая так и осталась торчать на стуле, только присела на корточки, похожая на нахохлившегося воробышка.
— Зачем же вы так откровенно, мужчины этого не любят, — мягко сказала Элиза, пересев к Зое. — Жорж вам нравится?
— Мы созданы друг для друга, а он этого не понимает, — тихонько пожаловалась та. — В сущности, я должна была бы вас ненавидеть. Когда вы рядом, все мужчины поворачиваются к вам, как подсолнухи к солнцу. Вы думаете, я не вижу, что мой интерес ему неприятен, даже оскорбителен? Я, хоть и Дурова, но не дура.
— Зачем же вы вмешались?
— Он такой гордый, такой несчастный. В нем столько нерастраченной страсти! Я хорошо вижу такие вещи. Мне ведь немного нужно. Я не вы, я не избалована. — Зоя оскалила зубы в клоунской ухмылке. — О, мои жизненные запросы миниатюрны, а любовные даже микроскопичны. Под стать размеру. — Она, кривляясь, шлепнула себя по макушке. — Мне было бы довольно улыбки, доброго слова — хоть изредка. Я же не из тех, кого любят. Я из тех, кому в виде особой милости позволяют любить. И то не всегда.
Ее было ужасно жалко — некрасивую, щуплую, смешную даже в минуту искренности. Хотя (это в Элизе сказалась профессиональная память) ту же самую интонацию комикующего отчаяния Дурова, кажется, использовала в роли Гавроша. Актриса — всегда актриса.
Они понуро сидели рядом и молчали, каждая думала о своем.
А потом, после получасового отсутствия, наконец вернулся Ной Ноевич, и начались чудеса.
К ЧЕРТУ «ВИШНЕВЫЙ САД»!
Давно уже Элиза не видела Штерна в таком приподнятом настроении. Последнее время он довольно искусно изображал энтузиастический подъем, но взгляд актрисы не обманешь: она отлично видела, что Ной Ноевич недоволен, что он терзается, сомневается в успехе новой постановки. И вдруг такое окрыление. С чего бы?
— Дамы и господа! Друзья мои! — воскликнул Штерн, обводя коллег сияющим взглядом. — Чудеса бывают не только на сцене. Сегодня, словно в воздаяние за нашу утрату, мы получили щедрый подарок судьбы. Посмотрите на этого человека. — Он широким жестом показал на своего спутника. — Кто это, по-вашему?
— Драмотборшик, — удивился кто-то. — Да мы его сегодня уже видели.
— Господин Фандорин, Эраст Петрович, — подсказал неизвестно когда успевший вернуться Ловчилин. Он всегда отличался превосходной памятью на имена.