— Вот я тебе! — Казимирас погрозил кулаком охотнику и бегом скрылся в одной из дверей выходящих на платформу.
«За специями пошёл», — решил такс, мысленно прикидывая, где же может быть спрятано мясо. Не считать же таковым безродную дворнягу, что, выпучив в ужасе глаза, безуспешно рвётся со своей цепи?
Кажется, Ионаускас не смог отыскать перец и лаврушку, и потому через пару минут выскочил с двустволкой в руках.
В это же самое время в одном из вагонов мирно продолжалась затянувшаяся с вечера пирушка. Господа офицеры изволили устроить небольшой проворот. Всё в рамках приличий. Никаких баб-с, по причине полного отсутствия оных в поезде.
Полковник Дёмин поставил пустой стакан на столик, погладил объёмистый живот, и тяжело вздохнул:
— Эх, господа, научишься в скитаниях по заграницам употреблять всякую гадость. Разве это коньяк? Вы помните, какой он должен быть настоящий?
— Шустовский?
— Ну, вспомнили. Хотя бы армянский, каким нас Юденич в Эривани на Рождество угощал. Запамятовал, в каком это году?
— Это когда Вы, Николай Константинович, козла шашкой рубили?
— Перерубил же? А не Вы ли, Дмитрий Иванович, изволили на него турецкую феску одеть?
Скуластый казачий офицер-забайкалец улыбнулся, вспоминая весёлые фронтовые времена.
— Вы же сами, господин полковник, убеждали меня, что Энвер-паша — рогатое животное с неприятным запахом. Сиречь — козёл.
— Я же не совсем это имел ввиду, — Дёмин взглядом измерил остаток коньяка в бутылке. — Впрочем, ежели мы бы тогда пили Шустовский….
— Поверите, в жизни его не пробовал. Только издали видел, — смущённо признался есаул Хванской.
— Думаете я его вёдрами хлестал? Единый раз только, обмывая первые офицерские погоны. Да и то зря. Разве можно запомнить и прочувствовать вкус, если перед тем пили шампанское, водку, и ярославскую мадеру?
— Сочувствую. А не знаете, что сейчас в Литве пьют? Грех ведь большой — проехать всю страну, и не приобщиться к местной культуре.
— За чем же дело стало, Дмитрий Иванович? Давеча мимо окошка абориген промелькнул. Если желаете, окликните его и пошлите в буфет.
Хванской надел выгоревшую фуражку с жёлтым околышем и достал из кармана бумажник.
— Только у меня местной валюты нет.
— И не нужно. Это же Европа. За франк Вас обцелуют с ног до головы, а за два франка на руках до нужного места донесут.
— Да Вы националист, Николай Константинович.
— Я? Ну уж нет, увольте, — не согласился Дёмин. — Просто не люблю инородцев.
— А как же…? — Есаул покосился на уснувшего уже князя Башарова.
— Алишер? Помилуй Бог, Дмитрий Иванович, причём тут татары? Я же Вам про нерусских говорю.