— Только подтверждает мою теорию. В этом мире наших нет. Нас невозможно скопировать.
— А как же Илья?
— А что Илья? Он довез нас до границы, а сам благополучно остался.
— Рожу бы разбить твоему Илье, — я даже мечтательно зажмурился, представляя процесс.
Но помечтать долго не пришлось. Откуда-то из глубины корабля раздался пронзительный, доходящий до ультразвука, визг, а потом глухо стукнуло несколько выстрелов. Двое моряков, до этого копошившиеся на палубе, что-то засунули в мешок и бегом исчезли из поля зрения.
— Маузер стрелял, — профессионально определил Лаврентий. — Посмотрим, что там случилось?
— Придётся пойти. Всё равно нам разбираться придётся.
В узком коридорчике плотная толпа окружила коротышку, одетого в военную форму со знаками различия старшего майора на гимнастерке. Да, Лаврентий был прав, в дрожащих руках коротышки был маузер, которым он пытался перекреститься, постоянно попадая себе по лбу. Лоб сопротивлялся вторжению постороннего предмета и в знак протеста увеличился на одну, но громадную, шишку.
Кандыба, а это был именно он, при виде высокого начальства попытался что-то объяснить заикающимся голосом и не оставляя крестообразных движений маузером. Но не смог произнести ни одного внятного слова. Ближайший ко мне штатский, видимо знавший корабельного чекиста поболее моего, вызвался побыть переводчиком.
— Он это…, товарищ командир, говорит что чёрта видел.
— Какого? Где?
— В радиорубке.
Расталкивая народ, к нам пробрался старший радист, излучавший явное ехидство.
— Товарищ Решетников, — обратился он к "переводчику", — как художник, тем более советский художник, ты должен знать, что чертей не существует. Их выдумали попы для одурманивания рабочего класса. И решительно заявляю о невозможности появления чертей в моей радиорубке.
— Я то при чём? — пожал плечами художник. — Это вот он видел.
Кандыба потихоньку приходил в себя. Во всяком случае, креститься перестал. Но начал оправдываться тонким голосом.
— Я на самом деле его видел. В иллюминатор лез. Нос пятачком, морда толстая и язык показывает. А в ушах серьги в виде больших рыболовных крючков. Это, наверное, морской чёрт. Я в него три раза попал, а он всё ухмыляется и язык показывает.
Берия придвинулся к Кренкелю и негромко спросил:
— Пил?
— Кто, я? — уточнил старший радист, стараясь дышать в сторону.
— Причём здесь Вы? — Рассердился Лаврентий. — Кандыба много пил?
— Да совсем не пил. Это же Кандыба. Кто ему нальёт?
— А за свой счёт?
Такая постановка вопроса явно поставила Кренкеля в тупик.
— Как за свой счёт? Это же Кандыба!