– Слазь, сволочь! – бегал вокруг сосны Харлам.
– Слазь, тебе говорят, – подпрыгивал рядом, пытаясь дотянуться до Степанцова, Никитос.
Ветка под Василием хрустнула.
– А! – злорадно закричал Харлам. – Никитос, неси пилу!
– Лучше топором, – посоветовали старушки, забравшиеся на забор, – чтоб одним махом.
– Одним махом, одним махом, – приговаривая, убежал Никитос.
Но ни пила, ни топор не потребовались. Ветка хрустнула в последний раз и обломилась. Степанцов гнилым яблоком свалился к ногам Харлама. Тот обрадовался и, решив для начала тряхнуть его за грудки, протянул руки к воротнику. Но на Степанцове не было ни воротника, ни всего остального. Харлам на мгновение растерялся. Василий этим воспользовался, вскочил на ноги и дал деру.
В это время к сосне прибежал Никитос с топором.
– Убери свидетелей! – заорал ему Харлам, указывая на висящих на заборе старушек.
Никитос поднял топор над головой и пошел на них.
– А! – заорали бабки и скрылись в зарослях малины с обратной стороны забора.
По саду шефа троица бегала недолго. Разве ж это был сад? Пять яблонь и четыре груши. Даже если, как заяц, петлять между ними, далеко не убежишь. А забор не перемахнуть. Поэтому, когда бритоголовые в полном смысле слова приперли его к стенке, Степанцов уже не сопротивлялся.
– Попался! – радовались бритоголовые.
– Только троньте! – предупредил их Степанцов.
– А нам не велено трогать, нам велено морду набить!
После этих слов Степанцов отрубился. Но не сам по себе, естественно. Что, безусловно, совсем даже не естественно. Его вырубил мощный кулак Харлама.
– Убил, убил, – визжал прыгающий рядом с лежащей жертвой Никитос, – теперь шеф убьет нас!
– Не успеет! – закричала появившаяся из ниоткуда девица. – Сначала вас убью я!
Девица достала из сумочки пистолет и направила ствол оружия на бритоголовых.
– Врассыпную! – крикнул Никитосу Харлам и отпрыгнул в перевернутую барбикюшницу.
– Не поможет, – заявила девица и вдруг заметила распластанное на траве тело Степанцова.
– Милый, любимый, дорогой! – Она кинулась к нему.
– Пистолет положи в сумочку, – ласково попросил ее Харлам.
– Молчи, предатель! – Девица снова направила дуло на него.
– Все, все. Я молчу.
– И как это тебя угораздило попасть к ним в лапы?! Как они тебя, бедненький мой, отделали! Не умирай, пожалуйста, не сироти нашего ребеночка!
Девица уселась на траву, положила голову Степанцова себе на колени и продолжила упиваться горем. Степанцов отметил про себя: ага, ребенок все же есть. Но голос девицы существенно отличался от голоса Ларисы. Тот был ласковый и нежный, даже когда она сердилась. А этот показался ему истеричным и властным. Он приоткрыл один глаз и посмотрел в склоненное над ним лицо девушки.