– Наль-вай! За любовь! – прокричал из последних сил Румянцев, завалился на диван и уснул.
Эля уже не ждала ничего хорошего, но телефон все-таки включила. За все утро никто, кроме Маринки, так и не позвонил. Она-то разбудила сестру в половине шестого утра, сообщив, что решила все ее проблемы. Спросонья Элька ничего не поняла, но потом в ней зародилась надежда. К утреннему кофе она угасла. Никто не собирался ей названивать и требовать встреч. Но они все-таки состоялись.
Элька услышала шум на лестничной клетке и крики про Гальку-алкоголичку. Она вздохнула и отправилась спасать жертву, попавшуюся в руки бдительной соседки-пенсионерки. Жертвой оказалась Эллина Румянцева, беспомощно отбивавшаяся от назойливой старушки дорогущей дизайнерской сумкой.
– Как я благодарна тебе за помощь! – воскликнула та, оказавшись в тесном коридорчике Скороходовой. Как будто та спасла ее от маньяка-душителя. Хотя, если задуматься, старушенция была ничуть его не хуже. Коридор тут же заполнился изысканным ароматом и непривычным обилием дорогостоящих предметов туалета.
– Не за что, – пролепетала Элька, изумившаяся приходу Румянцевой-старшей настолько, что могла только лепетать. Правда, на старушку она все же накричала. Это получилось у нее как-то само собой. Сейчас же она стояла перед Эллиной и пыталась очухаться.
– Это твой дом?! – радостно поинтересовалась та, сунула Эльке в руки свою сумку и устремилась на кухню.
Эля поблагодарила небеса, которые надоумили ее вчера, несмотря на унылое состояние, помыть посуду и навести на кухне порядок.
– Блеск! – Эллина уселась за стол в углу и огляделась. – Всю жизнь мечтала посидеть на этом революционном месте!
– Революционном? – недоуменно спросила Эля, поставив чайник на конфорку.
– Конечно! – продолжала радоваться гостья. – В нашей стране именно на таких кухнях порой решается судьба страны!
– Что вы говорите? – искренне изумилась Эля. – Я думала, все решает правительство и олигархи.
– Эх, деточка, – вздохнула мать Никиты, – от нас, олигархов, уже ничегошеньки не зависит. Мы – самое угнетенное население этой страны! Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир олигархических рабов! – Она пропела это с чувством, как будто репетировала каждый день. – Когда ты вольешься в наши стройные ряды, все поймешь, – добавила Эллина.
– Я не вольюсь, – вздохнула Элька. – Мы с вашим сыном расстались.
– Глупости! – та поморщила ухоженное личико. – Куда он денется? Влюбится и женится!
– В том-то и дело, что не влюбился, – призналась Элька. – А я без любви не хочу!
– Да ты что?! – прослезилась Эллина, схватила салфетку и принялась хлюпать носом. – Когда-то и я такая была! Ни за что и никогда без любви! Ах, где мои восемнадцать лет?! Тебе-то сколько? – Она прекратила хлюпать и внимательно поглядела на будущую невестку. – Ладно, можешь не говорить. Если прекратишь рыдать, то сойдешь за восемнадцатилетнюю. От рыданий появляются ранние морщины.