А пока он восстанавливал справедливость, пытаясь отнять у собаки Манюни ее не верой и не правдой заработанную медаль. В кармане его кожаных штанов лежали кнут, колбаса и снотворные таблетки. Вечер выдался тоскливым и туманным. Свет редких фонарей в парке, где обычно выгуливала свою доберманшу Алевтина, рассеивался, не успев упасть на асфальт дорожек. Чавкающие лужи после прошлого дождя с радостью принимали каблучки и тонкие подошвы сапожек и ботинок. «Вот зараза!» – выругался Забелкин, очутившись в одной из них по самую щиколотку. Но отступать не стал. Он намеревался с помощью заранее порезанной на кружочки «Докторской» колбасы поймать Маньку и снять с нее незаслуженную награду. То, что Алевтина гуляет с собакой в любую погоду поздним вечером, он знал. Знал и места их каждодневных прогулок. В одном таком он и затаился. Мокрая нога мерзла и чесалась, кожа покрылась гусиным налетом, когда наконец-то у кустов, где притаился Забелкин, показался знакомый доберман. На стоящую поодаль лавочку уселась Алевтина или кто-то очень на нее похожий. Забелкину было все равно, кто выгуливает ее собаку – поскольку часто за определенное вознаграждение это делала Алевтинина соседка. Забелкин знал доберманшу – ее наглую морду он узнал бы из тысячи подобных. И сейчас она бесцеремонно нюхала его нос. Он полез в карман и достал оттуда кусок колбасы. Забелкин ни секунды не сомневался, что глупое животное не устоит перед такой аппетитной подачкой. Собака раскрыла пасть и сожрала колбасу одним махом. Забелкин хитро улыбнулся, достал второй кусок и принялся втыкать в него таблетки с сильнодействующим снотворным. «Как только эта тварь нажрется, она сразу отрубится», – думал Забелкин, глядя, как доберманша уплетает колбасу с лекарством. Когда колбаса закончилась, он радостно потер руки и приготовился ждать. Сейчас, сейчас. Собака, как ему показалось, приготовилась спать. Он протянул руки к ошейнику и обнаружил, что его нет на собачьей шее! В это время в его протянутые руки доберманша отрыгнула все таблетки. После этого, поняв, что колбасы больше не будет, она принялась лаять на Забелкина как оглашенная. Первым порывом Забелкина было спасительное бегство. Но пути к отступлению отрезала сидевшая спокойно на лавочке до собачьего лая фигура. Она пошла прямо на Забелкина и со словами «Уси-пуси, моя Муся!» попыталась надеть на него ошейник.
Когда Забелкин разглядел, что это была не Алевтина и не ее соседка, а какой-то незнакомый подслеповатый пенсионер, было поздно. Пенсионер сжал худыми коленками его голову, шлепнул по торчащей заднице (видимо, он всегда так поступал со своей собакой, когда та отказывалась добровольно надевать собачьи принадлежности) и принялся застегивать на шее кожаный ремешок, на котором, как успел заметить Забелкин, не было ни одной медальки! Чтобы не выдать своего инкогнито, Забелкин громко залаял и попытался вырваться.