- У меня забрали ремень, галстук и шнурки от ботинок, - рассказывал он все так же тупо. - В камере ничего не было, только бадья посредине и нары по стенам. Для чего бадья - не ошибешься: ею для этого самого уже не раз пользовались. Ну, а когда невмоготу станет на ногах стоять, ложись, значит, на нары. Нагнулся я на эти нары поближе взглянуть - знаете, все равно как на Сорок вторую улицу смотреть с аэроплана. Клопы так и снуют, что твои такси. Ну, тут я пошел к бадье. Да только не с того конца ею попользовался, как все, - вывернуло меня наизнанку.
Потом он рассказал о своем посланце. Воистину, нужда научит. Этот итальянец не говорил по-английски, а Джордж, можно сказать, ни на каком языке не говорил, а уж по-итальянски и подавно. Джорджа водворили в камеру часа в четыре утра. Но к рассвету он сумел найти единственного из семи, кто мог оказать ему услугу.
- Он сказал, днем его выпустят, а я сказал, я ему десять лир дам, когда меня выпустят, и он достал мне бумагу и карандаш (в пустой-то камере с голыми стенами, среди людей, у которых отобрали решительно все, кроме последней тряпки на теле, чтоб не замерзли, - деньги, ножи, шнурки, даже булавки и оторванные пуговицы), и я написал записку, а он ее спрятал, и его выпустили, и через четыре часа за мной пришли, ну, а тут стюард оказался.
- Как же ты с ним объяснялся, Джордж? - спросил боцман. - Даже стюард не мог от него добиться толку, покуда они не пришли в консульство.
- Не знаю, - ответил Джордж. - Как-то объяснились. Надо же мне было дать знать, где я.
Мы пытались уложить его спать, но он не захотел. Бриться и то не стал. Кое-чего перехватил в камбузе и сошел на берег. Мы смотрели, как он спускается по трапу.
- Бедняга, - сказал Монктон.
- Почему? - спросил боцман. - Нечего было тащить Карла в это кафе. Мог бы его в кино повести.
- Я не про Джорджа, - сказал Монктон.
- А, - сказал боцман. - Ну что ж, так не бывает,
чтоб человек все время сходил на берег, да еще в Европе, и чтоб рано или поздно он не попался кому-нибудь в лапы.
- Да уж, это точно, - сказал Монктон.
Джордж вернулся под утро, в шесть часов. Вид у него по-прежнему был ошеломленный, хотя он был все так же трезв и тих. За ночь щетина отросла еще на полсантиметра.
- Не нашел я их, - тихо сказал он. - Нигде.
Теперь он должен был вместо Карла прислуживать за столом в кают-компании, но, подав завтрак, сразу же исчез: мы слышали, как стюард рыскал в поисках Джорджа по всему судну, кроя его на чем свет стоит. К полудню он явился, отработал обед и снова ушел. Вернулся он к наступлению темноты.