– Поэтому я весьма сожалею, что вы меня здесь встретили, я помешала вашему одиночеству, но я уже убегаю и оставляю вас одного.
– Ни за что на свете, – не согласился Вильчур, задерживая ее руку. – Я пойду с вами.
Сразу же за калиткой колыхались золотые нивы хлебов.
– Вы даже себе не представляете, как приятно мне ваше общество, – сказал он.
Она улыбнулась.
– Значит, вы не относите меня к самым дорогим и самым близким?
Он задумался и, глядя ей прямо в глаза, ответил:
– По правде говоря… вы единственное дорогое для меня и близкое существо на свете…
Слезы навернулись на глаза Люции, и она невольным движением обвила его шею руками.
Вильчур наклонился и нежно поцеловал ее в щеку. В следующую минуту, однако, решительным движением освободился от ее объятий и сказал:
– Пойдемте… Вы слышите, как пахнут хлеба?.. Какой замечательный вечер!.. Мне кажется, это оттого, что у меня в жизни было очень мало таких прекрасных минут. Конечно, и у меня бывали, но чаще по поводу чужих радостей…
Они шли узкой полевой дорогой, извивающейся среди хлебного поля, по краям окаймленного густо растущими васильками и плевелом. Здесь и там встречались пышные кисти ромашек.
– Я не философ, – говорил Вильчур, – да и времени у меня не было, чтобы задумываться над этими вопросами. Но как раз сейчас я задал себе вопрос: что же такое счастье, что следует называть счастьем? Я установил удивительную вещь. Вы знаете, панна Люция, наверное, нельзя дать точного определения счастья, потому что в каждом возрасте человек понимает счастье по-разному. Помню, когда я был еще в гимназии, я считал, что могу быть счастливым только тогда, когда стану путешественником, мореплавателем. Позднее студентом представлял свое счастье в борьбе за славу, затем к славе добавил еще и деньги, разумеется, для того, чтобы иметь возможность положить все это к ногам любимой девушки… Сколько эволюции, а точнее, какая постоянная эволюция!
– А как сейчас вы представляете себе счастье? – спросила Люция.
Он ответил не сразу.
– Сейчас, – улыбнулся он, – вот так я и представляю счастье: теплый и приятный вечер, хлебные поля и ваше доброе, любящее сердце, а там приветливые и добрые люди, нуждающиеся в нашей помощи, и спокойная жизнь без бурь, без потрясений, без неожиданностей. Да, именно так я понимаю счастье сегодня… И это, пожалуй, для меня его последняя редакция.
Так они дошли до тракта.
– До свидания, панна Люция, я вам очень благодарен, – сказал Вильчур и поцеловал ей
руку.
Ей снова хотелось прижаться к нему, но это показалось ей неловким. Направляясь в сторону Радолишек, она думала: