Решив для пользы дела не заходить к Плетневу, Турецкий позвонил ему из машины:
— Слушай, твой Кокин говорил правду. Они действительно встречались той ночью, и разговор у них шел о каких-то деньгах.
— Что, наш академик раскололся?
— В том-то и дело, что нет. Но как бы он ни упирался, все сходится на двоюродном братце Шумилова. Так что, придется поработать в этом направлении.
Вот уж поистине в народе говорят, не знаешь, где потеряешь, а где найдешь.
Не успел Турецкий переступить порог квартиры, как к нему бросилась Ирина и выпалила скороговоркой, будто от этого зависела ее жизнь:
— А я уж собиралась тебе звонить!
— Что?.. Случилось чего?
— Да вроде бы и не случилось, но…
— Ну же! — подстегнул он жену.
— Короче говоря, только что звонил твой Шумилов и…
— Дима? — уточнил Турецкий.
— Я и говорю — Шумилов! Тебе же остальные Шумиловы боятся звонить…
— И что?
— Послушай, Турецкий, ты дашь мне договорить? — возмутилась Ирина.
— Прости! Только что имел разговор с Ясеневым — это шумиловский академик, и до сих пор не могу отойти. Завел, сволота, на всю катушку. Ну, да ладно, — махнул он рукой, — об этом потом, а сейчас рассказывай. Что случилось?
— Звонил Шумилов, Дима, а ему сегодня утром звонил Глеб.
— Глеб?..
— Да, Глеб! И просил своего брата, чтобы тот уговорил меня, чтобы я встретилась с ним.
Уже совершенно ничего не понимая, Турецкий уставился на свою жену.
— Но причем здесь ты и… и этот подонок? Что-то я не врублюсь в это дело.
— Не торопись клейма ставить, Турецкий, — осадила мужа жена. — У него все еще и без тебя впереди. И насколько я поняла, Глеб действительно не виноват в смерти Савина.
— Она, видите ли, поняла!.. — взъярился Турецкий. — Если бы все было настолько просто, как ты говоришь…
Видимо понимая, что мужа уже не остановить, Ирина Генриховна негромко произнесла:
— Да, Дима действительно уверен, что его брат ни в чем не виноват, и уговаривал меня, чтобы я согласилась встретиться с Глебом.
— Зачем? — резонно заметил Турецкий. — Зачем, спрашиваю, тебе с ним встречаться?
— Видимо, желает сделать какое-то заявление. А возможно, и просто поговорить по-человечески, чтобы отвести от себя всякие подозрения.
— Но почему — ты?
— Я уже сказала тебе, Турецкий, они просто боятся тебя.
Дальнейший разговор уже не имел, видимо, смысла, и Ирина Генриховна повернулась, чтобы уйти в комнату, однако ее остановил Турецкий.
— И когда… когда эта ваша встреча? — глухо спросил он.
— Глеб должен будет звонить вечером, если… если, конечно, я дам согласие.