— Ты имеешь в виду очередную ходку за дурью? — насторожился Голованов.
— Да.
— Я уже думал об этом. И как только он нарисуется со своим мотороллером…
— Только не упусти на этот раз!
— Постараюсь!
Отключив мобильник, Турецкий все еще продолжал держать его в руке, размышляя о том, будет ли правильным, если он позвонит Игнату перед тем, как ехать к его отцу, и решив, что это, пожалуй, не помешает, набрал номер телефона квартиры Шумиловых.
— Слушаю? — отозвался Игнат.
— Привет, это тебя мент поганый беспокоит, — напомнив о разговоре в парке и в то же время довольно миролюбиво поздоровался с ним Турецкий. — Не хотел бы поговорить со своим «дядей Сашей»?
— Уже поговорили! — сказал, словно отрезал Игнат. — И вообще, какой вы к черту «дядя»?!
В трубке надрывались короткие гудки «отбоя», а Турецкий все еще продолжал ее держать около уха.
«Какой вы к черту дядя»?!
М-да, ради подобной концовки стоило крестить сына друга, а потом бороться за его жизнь.
Не получилось нужного разговора и с отцом Игната, хотя Турецкий не особенно и рассчитывал на взаимопонимание. Шумилов-старший, видимо поддаваясь чисто родительскому чувству, когда мать, страшась смотреть правде в глаза, пытается выдать желаемое за действительное, не хотел даже думать о том, что ЕГО ИГНАТ, ЕГО СЫН, которого он уже видел продолжателем своего дела и готовил его для Сорбонны, довольно плотно сел на наркотики. И он не переставал твердить Турецкому, что это всего лишь «юношеская шалость», хоть и страшная по своей сущности, но все-таки «дань времени», о которой «его мальчик сразу же забудет», как только сдаст последний экзамен и «уберется из этой чертовой Москвы».
— Хорошо, — соглашался с ним Турецкий, — пусть будет по-твоему. Но чего ты в таком случае хочешь от меня?
— Чтобы ты оградил его от этого окружения!
— От какого «окружения»?
— От тех, кто пытается пристрастить его к наркотикам.
— И как же ты все это видишь? Я имею в виду «ограждение от окружения»?
— Я… я не знаю. Но может… может, к нему охрану приставить? Я ведь в состоянии проплатить любой контракт.
— Это ничего не даст!
— Но почему?!
— Да потому что в школу, тем более на уроки, твоего охранника никто не пустит, а если Игнату понадобится дурь, то ее и в школу ему принесут.
— Неужели ты думаешь…
— Я не думаю, я знаю это!
— Но что же в таком случае делать? — вырвалось у Шумилова, и он глазами больной, побитой собаки уставился на Турецкого. — Что делать, Саша?!
И уже как последний довод:
— Ведь он… он же твой крестник!
«Ага, крестник, пославший крестного папочку на хер!» — едва не вырвалось у Турецкого, однако он нашел в себе силы сдержаться и, как бы ставя точку в этом бесполезном разговоре, уставшим голосом произнес: