— Ваш… — донеслось с пола.
— Федюнин? — чиркнул зажигалкой поручик, пытаясь разглядеть раненого, лежащего на импровизированной постели из сложенного в несколько раз брезента. — Тебе плохо?
— Я… помру?… — прохрипел солдат.
— Типун тебе на язык! Потерпи чуток — до наших чуть-чуть осталось.
— Помру я…
— Ну, завел… Скулишь, как девчонка. А еще фартовый, понимаешь! Крест тебе положен — офицера спас.
Уверенности, что довезет раненого, не было никакой. Он потерял много крови, да и рана, похоже, воспалилась. Рация сгорела вместе с броневиком. Оставалось надеяться добраться до ближайшего русского гарнизона и вызвать оттуда вертолет. Но не скажешь же этого солдату, для которого командир должен быть кем-то вроде Господа Бога.
И встревожился, услышав что-то вроде икания.
— Что с тобой?
Федюнин смеялся. Невесело, едва-едва, но смеялся.
— Какой я… фартовый… Врал я… все… Приказчиком… У Катасонова… В магазине… электротовары…
— А как же феня твоя и все такое?
— Да… с Сухаревки мы… природные… с детства я… все знаю…
— А в армию как?
— Решил… мир посмотреть… брать не хотели… на лапу дал… а сюда сам… попросился…
— Эх, Федюнин, Федюнин… Молчи — нельзя тебе говорить.
Но солдат говорил, говорил, говорил, словно хотел исповедаться…
— Куда? — наглаженный, свеженький, как с иголочки, поручик попытался заступить дорогу афганскому офицеру в грязной форме, простоволосому, с лицом, неразличимым под слоем пыли, но просто отлетел в сторону с его пути, а генеральская секретарша даже не пискнула, сжавшись за своим столом, как мышка. Да и как тут пискнешь, когда на поясе у пришельца расстегнутая кобура, из которой торчит рукоять пистолета, а руки и лицо перемазаны кровью — себе дороже.
— Кто вы… — поднял голову от бумаг Мещеряков, но тут же узнал в вошедшем Бежецкого. — Что это за маскарад, поручик? И почему вы в таком виде?
— Нет, это вы мне скажите. — Поручик подошел к столу и оперся на него, не обращая внимания, что пачкает бумаги. — Почему именно я был отправлен в этот «отвлекающий маневр»? Почему меня не поставили в известность?
— Прекратите истерику, поручик, — откинулся на спинку стула генерал. — Я… я не собираюсь перед вами отчитываться… И вообще! — повысил он голос. — Где субординация?
— Почему меня и моих солдат сделали приманкой? — не слушал его Бежецкий, действительно готовый «сорваться с нарезки».
— Прекратите на меня орать!
Дверь за спиной Александра скрипнула.
— Разрешите?
— А! Это вы, ротмистр! — обрадовался Мещеряков, опасливо косясь на пистолет в кобуре поручика. — Помогите мне объяснить поручику… Нет, лучше сами все объясняйте, — сделал он отстраняющий жест. — В конце концов, это ваша затея.