В лощинке разорвалась мина, и осколки просвистели рядом. Красноармеец испуганно пригнулся, но, видя, что старший лейтенант стоит и даже не вздрогнул, выпрямился и сам.
— Спускайся в окоп и бей врага. Ясно?
— Так точно! — уже ожившим голосом воскликнул боец.
— И ничего не бойся. Пусть тебя фриц боится.
Солдат с благодарностью посмотрел на командира, потом отвел затвор, вогнал патрон в патронник и положил винтовку на бруствер, направил ее ствол в сторону противника.
А Оленич подумал: надо бы найти того, кто деморализует бойцов. Это, наверное, трус, если не хуже. Теперь, когда боец успокоился и начал стрелять по противнику, Оленич вдруг обрадовался, что сам выдержал столько времени под свистом пуль и осколков. Безрассудство? Нет, он не считал так: он же офицер!
Значит, по окопам бродит некий религиозный фанатик или трусливый подстрекатель и пораженец, и нужно принимать срочные меры. А знает ли об этом Дорош? Оленич сориентировался на местности и увидел, что до землянки комиссара не более трехсот метров, это пять минут ходьбы. Жаль, конечно, что не встретил Истомина, но с ним он обязательно увидится после разговора с майором Дорошем.
В знакомом сооружении, которое лишь условно можно было назвать землянкой, сидел батальонный комиссар один. Поднял седую голову, прищурясь, посмотрел на Оленича, улыбнулся:
— С тобой, Андрей Петрович, легко служить и воевать: ты появляешься своевременно там, где наиболее нужен. Из политотдела доставили партийные документы. Хорошо бы хоть сообщить твоим пулеметчикам, что они приняты в ряды Коммунистической партии. И хочу поручить это лично тебе. Ты их рекомендовал, ты и сообщишь эту новость.
— Выполню ваше поручение, товарищ комиссар!
— Но у меня к тебе есть вопрос. Знаешь ли ты, что немцы собираются завтра утром выбросить десант в тыл, на правый фланг?
— Нет, мне это неизвестно.
— Вот и капитан Истомин еще не знает об этом. Тебе, старший лейтенант, придется доложить ему, когда встретишься с ним. Что еще у тебя?
Оленич рассказал о бойце, читавшем молитву, о солдате, который распространяет тексты молитвы, деморализуя бойцов.
Дорош сидел на ящике, слушал внимательно и серьезно. Его спокойное лицо вдруг показалось Оленичу очень знакомым и даже чем-то симпатичным. Мелькнула мысль: этот пожилой человек похож на отца! Такое же широкое, загорелое и морщинистое лицо, такая же щеточка рыжеватых усов, такие же крепкие, тяжелые руки. Умеет выслушать, спокойно встретить самую неприятную новость.
Позвонили из политотдела. Судя по репликам и ответам Дороша, Оленич понял, что разговаривал комиссар полка, но касалось пулеметчиков, упоминалась фамилия сержанта Гвозденко, а также Истомина и Полухина. И еще: видимо, нужно передать что-то очень важное капитану. Андрей не стал прислушиваться к разговору и вышел из землянки. Но буквально через минуту вышел и Дорош: