– Довольно, – оборвал его князь. – Я принял решение, ваше дело повиноваться. А теперь поговорим о займе, который мы дадим этим несчастным крестьянам, чтобы они смогли восстановить свои дома и усадьбы.
Конан поднялся на ноги. Большая часть услышанного была ему непонятна, но он был убежден, что узнал нечто очень важное. Он помнил, как потрясен был каган и другие ашкузы при известии о походе в Голодную Степь. Теперь есть более точное место: Город Курганов, что бы это ни было.
Несколько минут спустя он вновь был на улицах Согарии. Вот почему согарийцы не позаботились о кое-каких обычных для осады вещах. Этому князю помогает Хондемир, так сказать по колдовской части. Он помнил это имя из туранского послания, которое каган дал ему прочесть. Какая между всем этим связь – непонятно, но он пришел сюда собирать сведения, а не обдумывать их. Он поспешил к ближайшей городской стене.
Когда Конан вернулся в лагерь, каган был в отлучке – он проверял отдаленные посты. Солнце уже взошло, и Конан зашел в одну из полевых кухонь, где позавтракал, потом поглядел на своих подчиненных, на их обычные боевые учения. Убедившись, что все в порядке, он отправился в свой шатер, надеясь наконец-то выспаться.
Рустуф разбудил его после полудня:
– Вставай, Конан. Каган ждет твоего доклада. Конан сел и потянулся.
– Он его не услышит еще несколько часов. А до этого мне прядется сидеть на пиру с его свитой, которая даже не удостаивает меня вниманием. И только когда все уйдут, я смогу отчитаться перед каганом. Почему бы ему не позвать меня прямо тогда, когда он сможет выслушать меня наедине?
– Может, – предположил Фауд, – он считает, что ты украсишь собой его пир.
Конан запустил в туранца зловонной попоной; тот еле увернулся.
Как он и думал, ему пришлось высидеть весь долгий пир, пока каган беседовал с более важными персонами из своего окружения, выслушивал доклады военачальников и кхитайского инженера. Тот довольно долго рассказывал о строительстве из земли и щебня опорных стен для тарана. По его самым осторожным подсчетам, эти работы под стрелами врага будут стоить жизни не меньше пяти сотням рабов ежедневно. Каган счел эту цену приемлемой.
Вожди гирканийской орды, чей опыт в каменотесном деле ограничивался устройством загородки вокруг лагерного костра, с трудом понимали его специальный язык.
Им приходилось сидеть молча, с трудом смиряя гордыню; едва ли они понимали, чего хочет каган; а он хотел, чтобы осада Согарии стала для них школой, чтобы они научились чему-то для будущих войн.
Конан ждал, подавляя зевоту. Он ел много, пил умеренно и все ожидал, когда придет его очередь докладывать. Наконец пир закончился, Бартатуя отпустил своих гостей и киммериец остался с ним наедине.