— Да не надо, ты чего? — пробормотал Фередир. Эйнор легко высвободил руку, но Гарав теперь вцепился в ремень:
— Не бей его! — крикнул он. — Ну… я прощаю! Я начал драться, а он только глупо пошутил, не бей его, не бей!!!
Эйнор вновь легко освободился, но опустил руку.
— Не можешь забыть, как били тебя? — спросил он прямо. Гарав закусил губу. Потом кивнул и опустил голову. — Прости, я не подумал… Как ты ухитрился так разукрасить этого болвана? — он кивнул в сторону Фередира и приказал ему мельком: — Оденься… Он неплохой рукопашник и очень хороший рубака.
— Меня… учили, — ответил Гарав, помедлив. — Немного. Куда бить и как бить… И с мечом тоже. Только меня тренировали с палкой.
— Кто? — поднял подбородок Эйнор, подпоясываясь. Гарав пожал плечами:
— Ну… учитель.
— Вот что, — Эйнор помедлил и кивнул в ответ на какие–то свои мысли. — Тебе надо всё рассказать. Я не могу тащить с собой неизвестно кого. И не имею желания, если честно. Но второй спутник, который умеет неплохо драться, мне бы пригодился.
— Я могу рассказать, — Гарав поморщился. — Теперь могу, слов хватит. Но ты не поверишь. Я и сам не верю.
— Ну, если сам не веришь — то это скорее всего правда… — Эйнор махнул рукой: — Домывайте посуду и собирайтесь. Едем. А по пути расскажешь… — он повернулся было идти, но потом усмехнулся и взял за плечо: — В Пригорье — есть такое место — живёт Ганнель, дочь Гарвастура. Она намного красивей тебя и этого болтуна, — он покосился на Фередира, шнурующего куртку. — Можешь мне поверить.
Глава 4 -
в которой мы узнаём, наконец, с чего всё началось.
В Зимру, столицу княжества Кардолан, пришла весна.
В этих южных краях весна приходила не чинясь, без стука. Ещё неделю назад дул с севера промозглый ветер, и тучи неслись над морем, таким же серым, как они сами, грозя дождём. И вдруг в предутренний глухой час ветер переменился, море с радостным рёвом пошло на прибрежные скалы, и кованые из красной нетускнеющей меди флюгера города разом повернулись на север. Не прошло и трёх дней — и суровый бело–чёрно–красный город, тут и там рассеянный по скалам горстями домов, весь — от прибрежных рыбацких жилищ до Трёхбашенной Крепости на Олло Нэлтиль — оделся в яркую молодую зелень, окутался ароматом прославленных вьющихся роз, став розово–золотисто–алым от бесчисленных побегов на стенах домов.
В одном из внутренних дворов Трёхбашенной Крепости, на краю мраморной чаши уже несколько веков иссякшего фонтана, изваянного в виде цветка галенаса, сидел, поставив на колено лютню золотисто–чёрного дерева, одетый в серый плащ певец. Его голос звенел среди укрытых розами каменных стен — то бросаясь к открытым воротам, то поднимаясь к высоким стрельчатым окнам. Лицо поющего, его голос — безошибочно выдавали эльфа. Казалось, он не замечает, что его слушают — и поёт лишь для себя.