— ИДИ КО МНЕ, — послышался голос девушки, которая со злой ликующей улыбкой смотрела вверх. — Иди, милый. Мы так давно хотели сделать ЭТО. Сделаем сейчас… ЭТИ подождут и посмотрят. А потом ты убьёшь их обоих. Нуменорца ты выпотрошишь… и подаришь мне его голову, я хочу с ней поиграть. А младшему просто отрубишь голову. Ты ведь доставишь мне такое удовольствие, я очень хочу на это посмотреть… Ну же, давай, иди, где ты, Гараааааав…
— Да, да, моя королева… — шептал Гарав, подойдя вплотную. И вдруг раздался хриплый торжествующий лай, почти ничего общего не имевший с его голосом: — ПОЛУЧАЙ, ЧЁРНАЯ КУРВА!!!
Выпущенная в упор арбалетная стрела швырнула мгновенно потерявшую облик эльфийской красавицы Ломион Мелиссэ обратно в промороженный коридорчик, к основанию лестницы. От дикого воя закачались стены; из мгновенно почерневшего проёма хлынул ледяной воздух, тугой и упругий, как резиновые тяжи. Гарав прыгнул вперёд, держа в руке не меч — его он отбросил, как и арбалет — а кинжал. Пропал в темноте по пояс, как в кипящей смоле. Рука взлетела и опустилась — раз, другой, третий…
Потом он почувствовал, как ледяные пальцы разорвали грудь и сдавили сердце. Боль была такой ужасной, что он, к счастью, не смог осознать её и не ощутил, как отлетел на ступени. Но по ту сторону боли открылся чёрный коридор, полный… нет, подумал Гарав. Нет, нет, НЕТ!!! И подумал ещё, что теперь он будет кричать, кричать, кричать…
Только кричать — всю… нет, не жизнь. Всё… нет, не время.
Теперь он будет только кричать…
…Его тело скатилось по ступенькам обратно в чёрный ледяной омут.
— Гарав! — Фередир поднялся, шатаясь, оглушённый ударом арбалета, но рванулся с места пулей, лишь на миг ощутив, как пальцы Эйнора беспомощно пытались удержать его за куртку. — Гарав!
Эйнор что–то кричал вслед, но Фередир не слушал, скоро он был уже рядом с другом, который корчился, казалось, в невыносимой боли.
Мальчишка опустился на колени и попытался удержать его, чтобы рассмотреть раны…
…Нет, не получалось кричать. Даже кричать не получалось. Вокруг вращался хоровод теней, и каждая претендовала на одно — быть первой в доле, сделать Гарава именно частью СЕБЯ. Хочешь, хочешь, хочешь, шептали они. Иди, иди, иди, перекликались голоса. Мой, мой, мой, зло спорили призраки. Мелькнули лица — цепочка лиц, искажённые страхом и мукой. А вот, а вот, а вот — хихикали вокруг. Его тянули в разные стороны, обещая немыслимую боль, немыслимое удовольствие, немыслимое–всё–вместе… Оставьте меня, попытался закричать он, ну я же не могу, пожалейте меня! Конечно, конечно, услышали его тени, пожалеем, вот сейчас, тебе понравится, хотя это больно, больно, больно…