— Очень хорошо, просто отлично! — крикнул Гриффит в мегафон. — А теперь говорите! Говорите что хотите, что вам в голову придет!
— Ну, что, господин Символ, мы сегодня разоделись прямо в пух и прах? — язвительно произнес подрывник, наступив старику на больную мозоль.
Помощник одобрительно заржал. Морле немного замедлил шаг и как-то неловко взял у него две услужливо протянутые динамитные шашки, так что они коснулись друг друга. Никто еще ничего не успел понять, когда все тело Философа вдруг с невыносимым гулом мощно обдала упругая раскаленная воздушная волна, ударившая по барабанным перепонкам так, что они чуть не лопнули. В мгновение ока на месте помощника подрывника взвился в воздух столб кроваво-черного дыма. Что-то ударило старика в грудь с такой силой, что сшибло его с ног. В голове у него мелькнула мысль о том, что пришел конец. С трудом поднявшись и почти ничего не слыша из-за несмолкаемого грохота, разрывавшего ему голову на части, он увидел под ногами тело, сбившее его с ног, — тело эксперта-подрывника. Левая рука и левая нога были от него оторваны, половина лица обуглилась, но он еще стонал и молил о помощи, сжимая оставшейся рукой штанину Философа…
Медленно сгущались сумерки, будто умирал человек, лицо которого прикрыли подушкой. Несмотря на пылавший костер, огонь которого пожирал большие бревна, и яркие, скрещенные в форме буквы «X» лучи, которыми была помечена строительная площадка, настроение у всех было подавленное. Тем не менее на вечер был намечен праздник и всеобщее веселье. Для приветствия делегаций, прибывших из всех крупнейших городов — Филадельфии, Детройта, Чикаго и других, собралась тьма народа. Официальные лица зачитывали строителям торжественные и благодарственные послания, в которых воздавалось должное их труду, и поили делегатов рабочих из козлиных рогов. Но случившееся в тот день несчастье тяжелым камнем лежало на сердце у всех. Операторы и подсобные рабочие съемочной группы смешались со строителями, как бы выражая им свои соболезнования, говорили им что-то, скрестив руки на груди, и ни в чем их не упрекали, как на похоронах. То здесь, то там группы рабочих хором напевали печальные мелодии. Кое-где без особого энтузиазма пытались делать пирамиды.
У всех на уме было одно и то же. От молодого помощника подрывника осталось только мокрое место, козырек кепки и каблук ботинка. Морле бился в агонии в палате реанимации одной из нью-йоркских больниц. (Прошел слух о том, что он, к несчастью, переживет свои ожоги.) Что же касается Гриффита, то маэстро при первой же возможности вскочил в такси со всеми своими тряпками, томными взглядами и приторными запахами, и больше его тут никто не видел.