Ночью мне снился вид сверху на незнакомый синий архипелаг, опутанный сеткой авиарейсов, приснилась островитянка, похожая на пуму, с мягкими крупными ступнями, и уже под утро — мокрые глаза и безнадежный взгляд моей ревнивой подруги, которая так не хотела отпускать меня в эту поездку.
Завтрак мне доставили в комнату. Когда, стараясь наступать на пятку, я приковылял к бассейну, там уже вовсю загорали и вели деловые беседы. Нахимов напирал, воодушевленный какой-то коммерческой идеей. Безукладников поддакивал с рассеянным любопытством. Если я правильно понял, речь шла о беспроигрышной игре на фондовом рынке или на бирже.
— С какой вероятностью мы можем угадывать котировки акций? — уточнял Нахимов.
— Со стопроцентной, — улыбался Безукладников.
Я улегся в шезлонг, закрыл глаза и стал разглядывать небо сквозь веки.
Ламерчук ненавязчиво гнул свою техническую линию. Ему возражали: сегодняшние возможности «железа» таковы, что у людей пока еще просто нет таких задач, для которых это «железо» пригодилось бы. Возможности растут быстрее потребностей… Они вдруг осеклись на полуслове — и смолкли.
Я открыл глаза и увидел женщину, идущую вдоль бассейна к свободному шезлонгу. Очень худая, высокая и широкобедрая, в пронизанном солнцем бикини телесного цвета, она казалась совсем голой. Вся, от нереально блестящих, платиновых волос до цепочки на левой лодыжке, она выглядела существом не из человеческого мира, а из тех гламурных заповедников, где бесстрастно дефилируют либо возлегают перед камерами супермодели с ногами и шеями нескончаемой долготы, лоснящимися бюстами и впалыми атласными животами. Ими можно любоваться, но влюбиться — вряд ли.
Вот так она прошла мимо нас и легла на спину, с легчайшей непринужденностью раскинув гладкие бедра. Это дефиле и последующий аттракцион явно рассчитаны были на зрителя — чтобы не видеть, нам пришлось бы нарочно отворачиваться, настолько близко она лежала. Очень плавно, очень демонстративно она поднесла к низу живота узкую правую кисть с темно-вишневыми ногтями, средним пальцем оттянула в сторону эластичную полоску стрингов, как бы их поправляя и заодно давая узреть розовый разрез на холеном, без единого волоса, сливочном исподе.
Смущенные зрители обменялись продолговатыми гримасами.
Безукладников улыбался почти по-идиотски.
Мы не увидели новую гостью в обед. Но, когда мы ужинали, она уже сидела за нашим столом — широким жестом пригласил Нахимов, охотно игравший роль тамады.
Ее звали Рената Бьюкенен. По виду ей можно было дать и двадцать пять лет, и сорок.