А неподалеку равнодушно-неподвижно возвышались три призрачно похожих на людей нечеловечка.
Внезапно до меня донесся тихий голос, Андре монотонно пел, покачиваясь в такт туловищем:
Жил-был у бабушки серенький козлик,
Ах, серенький козлик, ах, серенький козлик…
Пел он тоненько и жалобно, никогда прежде я не слыхал у Андре такого голоса.
Я повернулся к Орлану:
— Чего вы хотите от меня?
— Человек Андре поступает в твое распоряжение, адмирал Эли.
— Идем, Андре, — сказал я и потянул его за рукав.
Я снова шел за Орланом, а позади покорно плелся Андре.
К нам кинулся Камагин и в ужасе отпрянул. Он мало общался с Андре, но узнал его сразу. Ромеро, побелев, подскочил к Андре. Трость Ромеро — он даже в плену не расставался с нею — со стуком упала на пол среди наступившей тишины.
— Андре! — прервал молчание страшный шепот Ромеро. — Эли!.. Вы понимаете?
— Да, — сказал я горько. — Оболочка осталась, духа нет.
Ромеро взял Андре за руку. Теперь он говорил так спокойно, будто они встретились после недолгой разлуки и ничего не произошло.
— Здравствуй, Андре. У нас тебе будет хорошо, мы твои старые друзья. Идем, идем!
Он тихонько тянул и подталкивал Андре, тот, покачивая багрово-красными локонами, медленно шел — без охоты, без сопротивления, без понимания… Мой взгляд пересекся с отчаянным взглядом Мери. Я хотел вздохнуть, но не хватило силы. Надо было напрячь мускулы, раскрыть рот, я не сумел ни того, ни другого. Мери положила руку мне на плечо — я судорожно глотнул воздуха.
— Забавно, — проговорил я, силясь улыбнуться. — Вроде кратковременного паралича.
— Присядь, — сказала Мери.
Я примостился к сыну. Похожие на желоба нары неожиданно оказались удобными, на них можно было покачаться, как в гамаке. Астр со страхом смотрел на меня. Мне наконец удалось улыбнуться.
— Наши постели, кажется, покоятся на силовых опорах, — сказал я, только сейчас разглядев, что они висят в воздухе. — Почему ты не играешь, Астр? Я видел, как ангелы помогали тебе нести игрушки, а одного пегаса, хитрец, ты навьючил, как верблюда.
— Мне не до игр, отец, — сказал он грустно.
Астр был еще мал, чтобы узнать, что такое настоящая человеческая свобода, но неволю познал рано. Я не буду забегать вперед, в моем рассказе еще найдутся черные главы и без того, чтоб непрерывно вспоминать одно плохое.
— Играй! — сказал я настойчиво. — Играй, веселись, проказничай. Плюнь им в лицо весельем, разгневай их беззаботностью, ничто ведь не будет им так приятно, как наша скорбь. Лиши их этой радости.
Такое понимание, вероятно, еще не являлось ему на ум.