Римма широко размахнулась, швырнула телефон в кусты. Она не чувствовала укоров совести, потому что любила свою подругу и желала Оле только добра.
…Павел приоткрыл глаз и не сразу понял, где находится – просторная, с крашенными в унылый серый цвет стенами комната, в изголовье пикало что-то. Он скосил глаза, увидел какие-то приборы.
«А, ну да, это послеоперационная…» – с отвращением сообразил он. Вот уже несколько дней, как он находился здесь, и его сегодня вроде бы собирались перевести в обычную палату.
Боли он не чувствовал, лишь какую-то давящую тяжесть в груди. «Еще чуть-чуть, на сантиметр, в сторону, батенька, и пели бы по вас отходную! – весело сказал хирург, знакомый Пал Палыча, после операции. – Считайте, что вам крупно повезло!»
Тогда Павел не осознал, что ему повезло, в тот момент он находился в каком-то густом, жарком тумане, словно за гранью реального мира. Он почему-то воображал, что находится в своей кузнице, перед наковальней, и бьет тяжелым молотом по раскаленному металлу, веселыми брызгами разлетаются искры во все стороны, ровно гудит огонь в горне.
И только потом временами он возвращался в этот мир и до его сознания доходило, что он был ранен, а теперь в больнице.
…Тусклый, унылый серый свет, льющийся из окон, – по стеклу медленно текли капли дождя, сливаясь в ручейки, а потом снова расходились в разные стороны, – унылей картины не придумаешь.
О Викентии он даже не вспоминал, меньше всего этот человек волновал его. Скучный человек, скучный, как этот осенний дождь за окном… И вообще все скучно. Кроме одного.
Он думал об Оле.
Почему она всегда терялась?
Ускользала от него. Утекала, как песок сквозь пальцы. Растворялась в воздухе.
В первый раз она исчезла тогда, весной, а теперь опять куда-то пропала. Злой рок – говорилось в детских сказках, почти забытых.
– Злой рок, – внятно прошептал Павел, глядя в окно.
Потом закрыл глаз и стал вспоминать ее.
Какие у нее волосы, глаза… Узкие запястья, узкие щиколотки, Викентий правильно заметил, что у нее узкие щиколотки. Когда смотришь на нее со стороны, кажется, что она не идет, а словно немножечко летит, отрицая законы земного притяжения. И вообще ни на одну другую женщину она не была похожа!
Дезире. Она называла себя так когда-то.
Дезире – это желание. Желание чего?.. Нет, не грубая жажда обладания, а вечное стремление к чему-то. К чему? Может быть, желание найти радость жизни? Смысл ее?.. Поиск того, что не позволяет человеку сойти с ума от скуки?.. Желание жить?..
Ее волосы, глаза, руки. Ее смех! Господи, он всю весну мечтал услышать ее смех…