– Чего ты не понимаешь? – опять перебила мать. – Я тогда девчонкой была молоденькой. Ну мало ли что кому ляпнула. Отец твой выпить был не дурак, гулял… Тот еще подарочек! А ты теперь мне припоминаешь… Совести у тебя нет, Ника! – Мать выхватила из сумочки платок, прижала к глазам.
– Мама… – с жалостью, с сожалением прошептала Вероника.
– Не трогай меня! – Светлана Викторовна отшвырнула ее руку. – Нет, ну какую гадину вырастила… Ведь как сердцем чувствовала – надо ее вытравить! Испоганит мне всю жизнь! И что? Так оно и вышло! А сама-то своих детей не заводит, хи-итрая…
– Мама!
Мать тяжело дышала, прижав руки к сердцу. Потом сказала:
– Вот что… Ты должна вернуться к Тарасу. Он твой муж.
– Это он тебя послал ко мне?
– Нет. Я сама. Он очень хороший человек. Мучается так – не дай бог… Ну ладно ты мне жизнь испортила, так хоть ему не порть!
– Я люблю Клима.
– Люблю… По-твоему, любовь – это самое главное в жизни? – Мать вскинула голову, усмехнулась. – Что, любовь оправдывает всякие преступления, низости всякие, гадости?.. Нет!
– Ты сама себе противоречишь.
– Я?..
– Тарас из любви ко мне испортил жизнь Климу. Климу и его несчастной матери.
– Это другое! – отмахнулась мать.
– Да как это другое… – Вероника схватилась за голову.
– Ну ладно, не хочешь возвращаться к Тарасу – не надо. Но только не с этим дураком оставайся!
– Мам, с чего ты взяла, что Клим – дурак? – простонала Вероника. – Ты с ним говорила один-единственный раз, и то – двадцать лет назад!
– И того хватило. Для того чтобы узнать вкус супа, не обязательно съедать всю кастрюлю. Достаточно попробовать одну ложку.
– Гениально… – пробормотала Вероника. – Только эта пословица хороша для кулинарии, а не для жизни…
– Ты должна бросить Иноземцева.
– Почему?
– Потому что вы с ним – не пара.
Вероника почувствовала себя страшно усталой – как будто сутки вагоны с углем разгружала. Точно так же она себя чувствовала во время последнего разговора с Тарасом.
Некоторое время они сидели молча.
Мать – строгая, подтянутая, в строгом английском костюме, с седым пучком волос, со сжатыми в ниточку губами – была сейчас олицетворением непримиримости и фанатизма.
– Мам… Ты сама говоришь – мне сорок лет скоро. Я уже взрослая девочка. Позволь мне жить так, как я хочу.
– „Хочу – не хочу…“ Мало ли кто чего хочет! – Светлана Викторовна встряхнула головой, повернулась к дочери: – Ника, ты себя со стороны видела?
– А что?
– А то, что ты в последнее время изменилась. Раньше человеком выглядела, а теперь… Что это за африканский бурнус на тебе? Что это за украшения попугайские? Гранат? Это не твой камень, к твоему сведению! А волосы? Что ты с волосами такое сделала? Распустеха!