— Чем?
— А? Да так… ерунда. Но я не хочу его больше видеть. Ясно?
В тот же вечер Бриджит пошла к Мальцеву: «Стоит повидать того, кто такое сотворил со стариком Булоном». Менее всего она думала о Мальцеве как о мужчине, — толкало любопытство, хотелось расспросить о женщине, влюбившей в себя никого не любившего Булона, старого скептика.
Святослав лежал в своей конуре раненый, беспомощный — но и сильный. Бриджит никогда не боялась стать женщиной, и если долетела до своих двадцати одного года девственницей, то только потому, что считала банальным вот так отдаться какому-нибудь кретину. Да и страсть делала людей либо мелкими хищниками — лишь бы укусить, либо слизняками — взгляд расползался, покрывался маслом. К этому прибавилось в свое время неудобство быть совершеннолетней девственницей. Она была уверена, что ее первый мужчина посмеется над ней, всем расскажет, повторит… как он испачкался с этой дурой, с ней. И не горело потому ее тело, не требовало любви.
Бриджит взглянула исподтишка: Святослав стоял голый у люка, что-то говорил по-русски ночи, подмигивал. Он был такой, какими бывают люди, внезапно закончившие долголетнюю работу. Она еще поискала нетерпеливой рукой — на простыне крови не было. Святослав был далеко от нее, в десятке сантиметров.
Поздно ночью случилось для нее удивительное: она пожалела, что храпящий рядом мужчина не знает, что он — первый.
САМОСУД
Даже сломанные ребра не могли омрачить радугу в Мальцеве: «Вот так Булониха! Бриджит. По правде, совершенно дурацкое имя. Эх, даже не вздохнешь полной грудью из-за этих ребер! Но какова женщина, ни лишнего движения, ни лишнего слова. Что это она со мной такое сделала? Да, побили меня французы, побили. Сначала свободой оглушили, затем в морду дали, потом ребра сломали. Добила же меня вот эта девчонка. Не влюбился ли я? Во француженку, представительницу гнилого Запада, дочку капиталиста, сенатора?».
Мальцев расхохотался, но боль пониже подмышки пихнула смех к стону. Святослав погладил локтем бинт: «Что вы, ребрушки, за Бриджит обиделись? Я ж шутейно. Не бойтесь, она для меня самое что ни есть светлое». Он лег щекой на место, где еще недавно было ее тело. Ощущение полного счастья длилось на этот раз дольше, чем ночью, — тогда мешало стремление овладеть ее телом, и не оставить никому и кусочка, даже воздуху. Он ласкал, не щадя ни себя, ни ее. Теперь Святослав чувствовал, что, обладая Бриджит, он на деле прятался за нее, что влюбился в нее, чтоб отдать в жертву, кинуть в пасть преследующим его с детства вопросам: что делать и кто виноват? Чтоб не искать больше, чтоб забыть. Мальцев с беспокойством ощущал эти мысли, но прочесть их не мог.