Летиция закусила губу и Фанфан, чтобы хоть на миг отвлечь её от тяжелых воспоминаний, весело добавил:
- Но это все же рай! Рай, где живет одна Ева! А это противоречит Библии!
- Теперь здесь есть и Адам, - улыбнулась она. Но тут же, заметив, как внимательно он её разглядывает, покраснела.
- Ты прекрасна, как восход солнца, Летиция Ормелли! - негромко сказал он.
- Я пойду взгляну на свои силки, подожди меня здесь! - вместо ответа бросила она. Фанфан-Тюльпан вновь разделся и пошел купаться. Вода была ещё холодной, но приятно освежала. Вернувшись на берег, он уже почти забыл о своих ссадинах. Обсохнув на солнце, потом, само собой разумеется, направился к шалашу Летиции. Это был, собственно, простой навес из ветвей и листьев, а вместо мебели там было лишь одеяло, на котором лежали его ружье и сумка.
Он лег и тут же уснул. Когда проснулся, было уже темно. Шалаш сотрясался от сильного ветра, и море шумело сильнее. Рядом с ним лежало стройное теплое тело, на талии он чувствовал её руку.
- Спишь? - шепнул он.
- Нет. Но теперь усну. Прошлые ночи были ужасны. Я так боялась, мерещились то французы, то волки - большие волки... Но с тобой я спокойна. Знаешь что, Адам?
- Что, Ева?
- В одном силке был заяц, так что завтра у нас будет королевский пир!
- Спи, ты мой ангел-хранитель! - сказал он, чувствуя, что тронут до глубины души - но при этом один вполне естественный порыв предупредил его, что может быть не безопасен этому невинному ангелу, что, разумеется, он предпочел замолчать.
- Спи, ангел мой! - повторил он, заворачивая Летицию в одеяло.
- Твои глаза - как летние звезды! - чуть погодя сказала ему Летиция. И я так рада, что понравилась таким глазам.
- Я так боялся, что обидел тебя, когда сказал об этом... ведь ты сразу ушла к своим силкам. Обиделась?
Та тихо прыснула.
- Меня учили, что нужно обидеться, но почему-то я обиды не почувствовала!..
Посреди ночи Летицию вдруг пробудил какой-то тихий звук. Ветер и море были спокойны, и Летиция стала прислушиваться. Потом спросила:
- Где ты?
В темноте она разглядела его позади себя, и оттуда-то и долетел этот тихий звук. И тут она поняла.
- Фанфан, ты плачешь?
- Ох, - не выдержал он, - они убили моего старого друга, лучшего друга Гужона-Толстяка, и я словно на десяток лет постарел!
- Дай, я тебя обниму! - она приблизилась к нему, и стала целовать лицо, и гладить волосы, и окружила его столь нежной и всепонимающей лаской, что наш герой Тюльпан расплакался ещё больше, став снова, как в детстве, малышом Фанфаном. Он вправду горько плакал, и в самом деле был так несчастен, но вместе с тем ему было так хорошо в её удивительно материнских объятиях, что сам он стал себе казаться маленьким ребенком и как грудной ребенок и уснул.