Но через три минуты, когда Оливье вошел в свой кабинет, это столь гордое заявление было дополнено громовым воплем:
- Дерьмо!
Вопль этот сорвал сестер из кресел. Взбешенный Оливье вбежал, размахивая письмом, которое только что обнаружил в своей кассе. И стал его читать:
"Оливье, я убедительно прошу простить меня! Когда-нибудь я все верну, даю слово! И даже двести процентов прибыли!"
- Он у меня забрал те 120 000 франков, которые мне Лафайет заплатил за бриг "Ля Виктори"! - сообщил Оливье дамам. И Оливье, который накопил свое богатство любыми подлостями, низостями и обманом, был так взбешен, что заорал:
- Я еду немедленно!
Еще бы: нужно было догнать и отобрать свои 120 000 франков!
* * *
Через четверть часа все трое - Оливье, Аврора и Дебора уже спускались в сад к конюшням, полностью снаряженные в далекую дорогу. Теперь уже неважно было, когда Тюльпан покинул город и куда направился. Нужно было попасть в Лос Пасайос до него и сцапать там голубчика!
- И мы сумеем, никуда он не денется! - твердил Оливье. - Наш Алкид лучший кучер в городе!
Кучер Алкид, здоровенный громила, смахивавший на пирата, уже стоял у конюшен с фонарем, готовый к отъезду. Услышав комплимент, он поклонился и доложил, что все готово. Дамы сели в экипаж, Оливье вскочил на козлы и с нетерпением захлопал в ладоши, веля кучеру поторопиться. Минутой позже Алкид уже сидел рядом, щелкнул кнутом - и поехали! Четверка так рванула с места, что Дебора с Авророй в экипаже даже вскрикнули, а Оливье едва не слетел с козел. Было одиннадцать часов. Ночь стояла ясная. В миг они очутились за городом. Оливье, велев Алкиду запрягать, пообещал тому сто ливров, если побьет все рекорды, и молчаливый корсар Алкид их уже побивал! Еще никогда потрясенным путешественникам не приходилось так мчаться деревья вдоль дороги просто сливались в сплошную стену! Экипаж гремел, как барабан и женщины внутри хватались друг за друга, чтоб не ударяться о стенки и не наставить синяков - в то время как Оливье на козлах потел от страха, уже потерял шляпу и теперь, стуча зубами на ветру, двумя руками хватался за поручни. Теперь он проклинал и Фанфана, и себя - за то, что дал такой приказ кучеру и за то, что не хватало храбрости велеть ему ехать помедленнее - ведь он все время думал про свои 120 000 франков. Да и не мог он ничего сказать, поскольку перед выездом велел кучеру:
- Даже если я прикажу ехать медленнее, не смей меня слушаться, иначе не получишь свои сто ливров!
Ну надо же так влипнуть!
На станции в Бульзаке около пяти они поменяли запряжку, поскольку кони их совсем выбились из сил - как и Аврора с Деборой! Единственный, кто выдержал - Алкид, ужасно гордый тем, что ему все ни по чем. Вновь усадив всех в экипаж, опять стал подгонять своих лошадей: