Княжий дознаватель Замята пил вторые сутки подряд и никак не мог напиться. Порою ему казалось, что он даже хмеля в голове не чувствует.
Был Замята высок, худ, темен и морщинист ликом, как сухое дерево. А нос имел столь длинный, что мог бы запросто облизать его языком.
Сидя у стола в одних подштанниках, он скосил глаза на кровать, где сладко посапывала во сне гулящая девка. Одеяло сползло с ее живота, обнажив срамное, и Замята подумал, что надо бы ее накрыть. Однако вставать с лавки было лень.
Откуда девка взялась, Замята помнил плохо. Помнил лишь, как шел с ней от кружала в обнимку, как светила полная луна и как весело поскрипывал снег у них под валенками.
Как занимался с ней любовью – помнил плохо. Может, и вовсе не занимался?
Замята снова посмотрел на раскинувшуюся на постели девку и прислушался к себе – не откликнется ли в чреслах сладострастная истома? Не откликнулась. Во всем теле была лишь вялость. Значит, заездила его девка до полусмерти, истомила.
Что ж, это хорошо.
Замята зевнул и протянул руку за кувшином с хмельной березовицей, однако промахнулся и ухватил пальцами пустоту. Хмель все же играл в голове.
Тогда Замята решил не рисковать и не лить березовицу в кружку, а потому приложился губами прямо к кувшину. Хмельной напиток прохладной волной побежал по глотке...
Перед глазами у Замяты помутилось и поплыло. Несколько мгновений он глупо таращился на комнату, потом голова его упала в тарелку с недоеденной жареной рыбой, глаза закрылись, а из глотки вырвался прерывистый, нездоровый храп.
И приснилась Замяте река, полная хмельной березовицы. А берега у той реки были сплошь покрыты шелковистой травой, такой мягкой, что, раз улегшись на эту траву, никто бы уж не пожелал встать обратно. А на берегу водили хоровод голые девки! Их полные, сочные груди подпрыгивали в такт движениям! Замята глядел на девок сквозь ветви дерева и чувствовал томление в штанах.
Но вдруг случилось ужасное: одна из разлапистых веток ожила, потянулась к Замяте, ухватила его за шиворот и гаркнула человеческим голосом:
– Проснись, Замята! Проснись, сучий сын!
Неумолимая сила подняла Замяту кверху и хорошенько встряхнула.
Замята открыл осоловелые глаза и увидел перед собой незнакомое лицо. Худощавое, не по-здешнему загорелое, с коротко подстриженной бородой.
– Ты кто? – недоуменно спросил Замята.
– Гость, – ответил незнакомец.
– Чей? – не понял Замята.
– Твой, – последовал ответ.
– Поди прочь, – сказал Замята и снова закрыл глаза.