Я ждал.
- Вы отдаете себе отчет, насколько это рисковано? - спросила наконец она. - Вы же видели, что стало с тем парнем... страховым агентом.
- Видел и отдаю. Вы только скажите мне, Марина, у меня есть хотя бы шанс?
- Шанс всегда есть. Но что мы будем искать, что мы можем найти?
- У меня есть основания полагать, что часть моей памяти была заменена. Я хотел бы знать, что находится там, за блоками ложных воспоминаний. Может, отыщется ниточка к Герострату.
- Вы уверены, что отыщется?
- Я уверен в одном: нужно попробовать!
- Зачем?!
- Это ход, которого от нас не ждут. Никто не допустит и мысли о том, что я решусь на подобный шаг. Но я решился. И ради успеха дела вы должны, Марина, мне помочь.
- Но риск, Борис, риск! Не буду я этого делать.
Я оттолкнулся от косяка, пересек комнату и, чуть помедлив, встал перед ее креслом на колени. Марина отпрянула:
- Что?.. Зачем это?!
- Марина, помоги мне, - сказал я, заглядывая ей в глаза. - Мы знаем друг друга всего двенадцать дней; знаем, наверное, еще очень плохо. Я не знаю, например, что значит для тебя мое предложение, но ты - единственная, кто может мне помочь. Я прошу тебя, Марина, первый и последний раз прошу: помоги мне.
Марина качала головой, слушая меня, и я решил было уже в отчаянии, что она откажется, но вместо этого она только сказала:
- Ты не знаешь, Борис, ЧЕГО ты у меня просишь на самом деле. Если бы ты понимал, знал...
- Марина, мы должны это сделать.
И она согласилась. Нехотя кивнула, встала на ноги, поправляя блузку, и мы пошли в гостиную. Не берусь объяснить, почему именно туда, но не в кабинет же нам, в самом деле, было идти. В гостиной Марина указала мне рукой на одно из кресел, стоявшее спинкой к окну, и ушла за своим чемоданчиком. Я сел, чувствуя, как замирает сердце; дыхание перехватило и пришлось сосредоточить все силы, чтобы не выдать в оставшиеся минуты Марине своего страха, своей нерешительности.
Она вернулась через минуту, остановилась посередине гостиной, глядя на меня.
- Нет, не могу... - сказала она почти жалобно.
Я вскочил, схватил ее за плечи, прижал к себе; она дернулась, словно руки мои были наэлектризованы.
- Надо, Марина, - (убежденность! Главное - убежденность). - Мы сделаем это.
Она расслабилась, и когда я отстранился, то увидел слезы в ее глазах.
- Если бы ты только знал, Борис, чего у меня просишь...
Она положила чемоданчик на журнальный столик, на тот самый, где Сифоров разбрасывал помеченные большой кровью карточки, - еще один знак судьбы - открыла и передала мне наушники. Я взял их в руки, ощутил под пальцами холод металлической дужки, одел наушники и откинулся в кресле.