Коля повесил Ренатино пальто на вешалку. Она посмотрелась в настенное зеркало здесь же, в прихожей. Лицо у нее было взволнованное, глаза, очень светлые, почти прозрачные, поблескивали как-то лихорадочно.
Рената удивилась. От встречи с Колей она не чувствовала никакого волнения. Тогда что же означает этот беспокойный блеск?
– Хочешь чаю? – спросил Коля. – Или, может, поедим?
– Нет, чаю не хочу, – ответила Рената. – И есть не хочу, я дома позавтракала.
– Хорошо, – кивнул он.
– Почему хорошо? – удивилась она.
Странно было бы предположить, будто Коля экономит продукты!
– Потому что я по тебе соскучился. И не хочется время зря терять…
Он взял ее за руку и потянул за собой. В тишине комнаты его голос звучал как-то слишком громко.
– Я разложу диван, – сказал Коля. – Родители только завтра вернутся, никто нам не помешает. Оставайся ночевать.
Рената хотела сказать, что не предупредила маму, но поняла, что это прозвучит очень уж глупо. Можно ведь было все объяснить по телефону, да и вряд ли понадобились бы какие-то особенные объяснения. Коля уже был ее официальным женихом, и вообще взгляды на отношения полов были у мамы по-медицински трезвые.
Он не только разложил диван, но и постелил постель – чистую, накрахмаленную. Наверное, его мама, как и Ренатина, тоже отдавала белье в прачечную. А может, крахмалила и гладила его сама, ведь она была домохозяйкой и у нее было на это время.
Ощущение странности от того, что она думает о каких-то посторонних вещах, еще раз мелькнуло у Ренаты в голове. Мелькнуло и тут же исчезло, потому что Коля обнял ее и принялся целовать, одновременно расстегивая пуговки ее блузки. Пальцы у него подрагивали от волнения, но все-таки справлялись с пуговками очень ловко: у него были руки хирурга. Юбку Рената сняла сама. Когда снимала, то заметила стрелку на колготках, и ей стало неловко. Но Коля не обратил на стрелку внимания, тем более что колготки она поспешно стянула.
Они впервые лежали вместе не просто на диване, а в постели, но Рената опять, как и во время первой с ним близости, почувствовала себя так, будто это было всегда. К тому же и ощущение физического неудобства, которое вызывало у нее такую неловкость вначале, кажется, наконец прошло. Да, точно прошло: когда Коля положил руку ей на живот, а потом опустил пониже и стал поглаживать, чуть надавливая, у нее между ног, то по всему ее телу побежали будоражащие мурашки. И потом, когда он перевернулся, лег на нее сверху и, быстро нащупав чуткой своей рукой правильное место, как-то сразу и сильно вдвинулся в нее – ей показалось, всем телом, – это тоже не было уже больно, а было почти приятно.