Эта робость помешала ей войти в зал к самому началу репетиции. Рената решилась открыть дверь, когда на сцене уже происходило какое-то бурное действо.
Двое мужчин стояли посередине площадки. Тот из них, что был повыше ростом, произносил кровожадным тоном какой-то мрачный монолог.
– «Ему ты череп размозжи поленом, – услышала Рената. – Иль горло перережь своим ножом, иль в брюхо кол всади…»
Все это звучало так зловеще, к тому же актер утробно рычал, изрыгая угрозы… Рената даже поежилась.
«Впечатляюще получается!» – подумала она.
Но, взглянув на Винсента, который сидел за низким столиком в проходе между зрительскими креслами, она сразу поняла, что на него этот рык впечатления не производит.
Вдруг он встал и тремя широкими шагами прошел к сцене, и тут же не взбежал даже, а взлетел на нее.
– Нет! – резко произнес он. Рената никогда не видела его таким сердитым и даже не предполагала, что он может таким быть. – Вы говорите очень однообразно! Ничего внутри!
– А что уж такого особенного внутри у Калибана? – пожал плечами актер. Голос у него оказался совсем не хриплым. – Это же полуживотное. Грубость, больше ничего.
– Но это не так! – сердито воскликнул Винсент. – Что он скажет через две сцены? – Его голос вдруг стал тихим и даже печальным. – Он скажет: «Ты не пугайся: остров полон звуков – и шелеста, и шепота, и пенья; они приятны, нет от них вреда. Бывает, словно сотни инструментов звенят в моих ушах; а то бывает, что голоса я слышу, пробуждаясь, и засыпаю вновь под это пенье. И золотые облака мне снятся, и льется дождь сокровищ на меня… И плачу я о том, что я проснулся». – Его глаза сверкнули, и по лицу вдруг пробежала волна боли – так, словно голоса и звуки, о которых он говорил, были им физически ощутимы. Рената ясно увидела это, хотя сидела довольно далеко от сцены. – Это говорит полуживотное? Но нет!
В его глазах, в голосе, в каждом его движении, и не в движении даже, а просто в развороте плеч было столько страсти, что она испугалась.
Хотя непонятно, отчего вдруг возник у нее внутри этот страх. Ведь все это было так сильно, так красиво! Но та боль, которую Рената мимолетно, но отчетливо видела только что у него на лице…
– Еще раз, – сказал Винсент. – Это надо говорить со всей силой. И со многими чувствами – разными чувствами.
Он сбежал по лесенке в зал и пошел к своему столику. Но вдруг обернулся.
– Да! – сказал Винсент. – Ведь Калибан еще и любит. Я думаю, он любит Миранду. Только он не знает, что делать со своей любовью. Он совсем не умеет любить, и это его мучает, так сильно мучает…