Интересно, у кого из них автомат?
— Что делать, что делать, — отозвался матерившийся. — Придавить суку и дело с концом.
Знакомые разговорчики, ох знакомые!
— Легко сказать, — снова Проскурин. — А если мы уже под колпаком? А он — подсадной.
— Да е… ть я хотел всех сраных гэбешников. Что они нам теперь могут сделать? Они же теперь Ф-С-К, — аббревиатуру Владимир Миронович воспроизвел с особым презрением.
Они вдруг замолчали. И Проскурин после небольшой паузы спросил:
— Что это у него за узел под мышкой?
Медлить больше было нельзя. Я оттолкнулся руками (в ладонь тут же впился зазубренный осколок) и вслепую лягнул возившегося рядом капитана. Тот покатился вместе со столиком. И еще в этом прыжке я выхватил из узла пистолет и выпустил очередь в том расчете, чтобы она прошла над головами генералов. Раздался дребезг разлетающихся оконных стекол.
После этого я чуть приоткрыл один глаз.
Генералы лежали вповалку. Осколков на полу заметно прибавилось. Прямо взрыв в мастерской стеклодува. В углу под выключенным цветным телевизором тяжело ворочался поверженный капитан. Я шагнул к нему и наступил на ищущие пистолет пальцы.
— Где у вас книга жалоб и предложений? — поинтересовался я со смешком, когда капитан взвыл от боли.
Проскурин поднял голову. Я заметил, что у него под рукой лежит автомат и для острастки выстрелил одиночным в его сторону. Пуля вжикнула и застряла в обивке под дерево, проделав там изрядное отверстие. Проскурин уткнулся носом в пол. Крики на веранде возобновились. Истерики в них поприбавилось. Хотя женщины у генерала-полковника подобрались благоразумные: ни одна пока еще не рискнула появиться в поле моего зрения. Как бы там не оклемался наш решительный прапорщик.
Я надавил на пальцы капитана посильнее и чуть повернул каблук. Хоть я и не садист, но, сознаюсь, получил некоторое удовольствие, слушая, как он завывает. В конце концов, и ты, штабист, принимал участие в веселенькой травле Бориса Орлова. Конечно, вина твоя не доказана, и, скорее всего, мала, как маковое зерно, но и наказание не столь велико, как можно подумать, слушая твои вопли: походишь недельку с забинтованной рукой, а там смотришь — и орден дадут. За храбрость.
Я убрал наконец ногу, поднял макаров. Засунул его за пояс. Потом, осторожно ступая, приблизился к генеральской свалке. Мечта двух незабываемых кошмарных лет — увидеть подобное зрелище.
— Передайте мне, пожалуйста, автомат, товарищ Проскурин, — попросил я мягко. — Одной рукой и прикладом вперед, если вас не затруднит.
Проскурин послушно исполнил мое распоряжение. Довелось хоть на минуту почувствовать себя маршалом.