– Не стоит. Мы славно проведем время, – он ободряюще треплет меня по щеке.
– Я не умею рассказывать о себе.
– Что бы ты ни сказала – все будет отлично.
О, Цезарь, если бы только это было правдой! Возможно, в этот самый момент президент Сноу готовит для меня «несчастный случай».
Появляется Пит, очень красивый в своем красно-белом костюме, и отводит меня в сторону:
– Я почти тебя не вижу. Хеймитч ни в какую не хочет подпускать нас друг к другу.
– Да, в последнее время он стал очень ответственным, – говорю я, понимая, что на самом деле Хеймитч изо всех сил старается спасти нам жизнь.
– Что ж, еще немного, и мы поедем домой. Там он не сможет следить за нами все время.
По мне пробегает дрожь – не знаю отчего, и думать некогда, потому что все уже готово. Несколько чопорно мы садимся на диван, однако Цезарь говорит:
– Не стесняйся, прижмись к нему ближе, если хочешь, вы очень мило смотритесь вместе.
Я снова забрасываю ноги на диван, и Пит притягивает меня к себе.
Кто-то считает: «10, 9, 8… 3, 2, 1», и вот мы в эфире. Вся страна смотрит сейчас на нас. Цезарь Фликермен, как всегда, великолепен: дурачится, шутит, замирает от восторга. Еще на первом интервью он и Пит легко нашли контакт друг с другом, так что поначалу мне почти не приходится ничего говорить, только улыбаться, пока они беседуют, будто старые приятели.
Но постепенно вопросы становятся серьезнее и требуют более полных ответов.
– Пит, ты уже говорил в пещере, что влюбился в Китнисс, когда тебе было… пять лет?
– Да, с того самого момента, как я ее увидел.
– А ты, Китнисс, сколько времени потребовалось тебе? Когда ты впервые поняла, что любишь Пита?
– Э-э, трудно сказать…
Я улыбаюсь и в отчаянии смотрю на свои руки. Помоги!
– Что до меня, я точно знаю, когда меня осенило. В тот самый момент, когда ты, сидя на дереве, закричала его имя.
Спасибо, Цезарь! Я ухватываюсь за подсказку.
– Да, думаю, тогда это и случилось. Просто… Честно говоря, до этого я старалась не думать о своих чувствах. Я бы только запуталась, и мне стало бы гораздо тяжелее, если бы я поняла это раньше… Но тогда, на дереве, все изменилось.
– Как думаешь, почему это произошло? – спрашивает Цезарь.
– Возможно… потому что тогда… у меня впервые появилась надежда, что я его не потеряю, что он будет со мной.
Хеймитч, стоящий позади оператора, облегченно переводит дух; значит, я все сказала правильно. Цезарь достает из кармана носовой платок и какое-то время будто бы не способен говорить, так он растроган. Пит прижимает лоб к моему виску:
– Теперь я всегда буду с тобой, и что ты станешь делать?