- На наш отряд, на наш, - вы теперь с нами, доктор, - уточнил Мулин.
- Да, и видимо, надолго. Мне приказано развернуть здесь госпиталь. Вероятно, предстоят серьезные бои.
- Госпиталь? - оживился «Сомов», - так это и медсестры будут?..
- А какой же госпиталь без них, - потер руки «Мартисов», - вот это по-нашему, а то мы здесь совсем одичали без баб…
- Без женской ласки, Мартисов, ты ж культурный человек, хоть и живешь в лесу, - укоризненно поправил «Сомов».
- Хватит зубоскалить, у вас одно на уме! - прикрикнул Мулин.
- Виноват, командир, больше не повторится, - притих «Мартисов» и незаметно подмигнул «Сомову»: во дает лейтенант!
- А у вас, я смотрю, строго, - заметил Иванов.
- А как же, у нас если что - командир семь шкур спустит. Когда Волков заправлял, было попроще. А лейтенант прилетел - всем хвосты прищемил! Если так дело дальше пойдет, скоро строевой подготовкой заниматься начнем, - засмеялся «Сомов». - А вы, доктор, от строгости, наверное, там отвыкли?
Иванов вздохнул, внимательно посмотрел на «Сомова» и мотнул головой:
- У меня это «удовольствие» тянется с июля 41-го, как в плен попал.
- Вы о чем? - вроде не расслышал «Сомов».
- О строгости… Налейте, что ли, еще, давно не сидел в такой приятной компании.
- Еще насидитесь, доктор, - по-простецки пообещал «Сомов». - А ты чего, Мартисов? Наливай! Гулять так гулять, теперь нам не страшно - с нами медицина!
Выпили еще, закусили, потянулись к табаку.
- Конечно, не все и в плену складывалось плохо, - начал врач. - Поначалу было трудно, а потом как-то привык. Да и профессия помогала: лечил всех - и немцев, и красноармейцев. Как врачу мне поблажки делали: комнатка у меня в лагере была, зарплата.
- Это где? - спросил Мулин.
- В Гохенштайне, в Восточной Пруссии.
- И что, даже в лагерях выздоравливали? - с недоверием произнес «Сомов».
- Даже в лагерях. В 41-м меня раненого немцы принесли в какой-то сарайчик. Очухался, осмотрелся, увидел одного офицера. Артиллерист, старший лейтенант по фамилии Филькин, повреждены оба глаза. Молодой парень, симпатичный, крепкий и калека на всю жизнь… А потом случайно наткнулся на него в Гродненском лагере, в Белоруссии. Меня уже тогда немцы использовали как врача. Начал заниматься глазами этого Филькина и, что же вы думаете, кое-что удалось: левый глаз стал видеть. Конечно, не так, как раньше, но по лагерю Филькин сам передвигался! А то бы пристрелили его, чтоб не вертелся под ногами…
- Значит, красноармейцев лечили, доктор? Глаза им чинили, чтоб они в нас стреляли без промаха? - прищурился «Сомов».