- Ты думаешь, он сообщит? - усталым голосом спросил Соев.
- Сообщит. Он только начинает службу, ему не нужны неприятности, - так же устало ответил Доронин.
- А почему ты не сказал ему все это по-немецки?
- Я поберег его спокойный сон.
- Сейчас бы чего-нибудь горяченького… - мечтательно протянул Соев.
- Попроси вахмайстера, он заварит тебе кофе.
Обескураженный поведением лейтенанта дежурный изучающе смотрел на задержанных, переводя взгляд с одного на другого.
- А и попрошу. Как ни крути, одному фюреру служим. Герр вахмайстер, у вас не найдется ли кружечки кофе?
Вахмайстер оторопел. Он догадался, о чем попросил его этот русский оборванец. «Кофе, кофе…». Ну, не сам же он собирался угостить вахмайстера. Значит, это он, которого боится и уважает целый взвод жандармов, должен заварить свой кофе, налить его в свою чашку (…майн гот!..) и поднести этому выродку?!.. Если бы не лейтенант, он дал бы этому коротышке-нахалу такую зуботычину! Но лейтенант! Он почему-то сразу отправился выполнять поручение оборванцев. Возможно, лейтенант знает то, чего знать не положено ему, вахмайстеру? Ведь лейтенанта боится и уважает почти целая рота! А может, дать грязному наглецу кофе, и черт с ним? Нет, рука вахмайстера готова была потянуться к пистолету, но только не к кофе. Чтобы не оплошать, вахмайстер на всякий случай сделал вид, что не понял вопроса, и уткнулся в бумаги на столе.
Через день Доронин с напарником поднимались на второй этаж старинного дома на улице Рижской, где до войны размещался 15-й стрелковый полк Красной Армии. Теперь в Полоцке квартировала 113-я абвергруппа вермахта.
- С возвращением, - Димсрис раскинул руки, будто готовясь принять Доронина в объятья, но вдруг сморщил нос и проворчал: - уж лучше бы вас расстреляли… В баню, в баню, и пусть там дадут самое душистое мыло! Жду вас через два часа.
Докладывать о результатах почти трехнедельной разведки Доронин пришел один. Димсрис предусмотрительно расстелил карту, приготовил разноцветные карандаши.
- О том, как были добыты эти сведения, я рассказывать не буду, чтобы не терять времени на лирику. Коротко: дважды мы были на грани провала. В первый раз когда партизанский радист передал в «Центр» неправильный пароль для нашего опознания и подтверждения полномочий. «Центр» ответил: «пароль не принят». Я мысленно попрощался с жизнью и вспомнил ваши слова о мокром дереве. Герр капитан, ваши шутки сбываются…
- Не обижайтесь, Доронин, в следующий раз перед отправкой я пообещаю вам орден Ленина от НКВД и Железный крест от Канариса…
- Благодарю. Вполне возможно, те, со сбитого самолета, изменили одну цифру в пароле. Радист повторил группу, «Центр» немного повременил, потом ответил: «принято». Что произошло, я могу только предполагать. Скорее всего, ошибка не означала сигнала провала и была оценена как оплошность радиста при передаче… Словом, Лубянка закрыла на это глаза. К тому же, партизаны подтвердили, что печати на переданном нами конверте не отличаются от тех, что на пакете, присланном с предыдущим самолетом. Хорошо, что вы, герр капитан, решили не вскрывать конверт. О его содержимом узнать не удалось, но кроме указаний Сталина о беспощадной борьбе с оккупантами там, наверняка, ничего существенного не было. Во второй раз у меня перехватило дух, когда Соев узнал в одном из партизан своего солагерника из Витебской сортировки. Но Соев был уверен, что того еще год назад отобрали для работы какие-то вербовщики в форме гестапо и в лесу он выполнял наше задание.