- Лаской, Катерина, лаской, она на всех языках одинаковая.
- И как же теперь величать кобеля-то, ведь он наши клички не признает?
- Геббельсом назвал, уж больно громко лает. Да и ему, может, понятнее будет.
С неделю соседи ходили к дяде Мише «на погляд»: кого интересовал мотоцикл, кого пес по кличке Геббельс.
- Дядь Миш! Ты ему чего б покороче придумал. И потом, Геббельс - это фамилия. Кто ж собак по фамилии называет? - приставал местный грамотей, списанный из армии еще в Гражданскую по недостатку зрения.
- А как Геббельса зовут?
- Да вроде Иозеф.
- Так давай его Иозефом звать.
Прошел месяц, и к дяде Мише нежданно-негаданно явился участковый.
- У тебя, Никулин, говорят, диковинная собака завелась, - спросил с порога.
- Да вон она, в конуре, на тебя даже не глянула, видать, форму уважает.
- А зовут ее как?
- Иозеф.
- На немецкий, значит, манер? А когда тебе его позвать надо, ты как кричишь?
- Как, как, Иоська, Иоська, ко мне, сукин сын!
- Иоська?.. Иосиф, значит… Чего это ты замер, дядь Миш?
Только теперь до лесника дошло, что кто-то из деревенских при случае, а то и нарочно, рассказал в районной милиции, что завелась в деревне псина, которую зовут… Хорошо, в начальниках райотдела НКВД ходил ганинский парень, которого Никулин знал с пеленок.
- Ты вот что, дядь Миш, зови его, как хочешь, но только вождей мирового пролетариата не трогай, а то… сам знаешь. А за мотоциклом я в следующий раз приеду, это трофей Красной Армии, а ты его в свой сарай припрятал. Бывай!
…Лесник повесил на крюк длинный кожаный ремень, которым иногда пугал Геббельса, и соскреб грязь, налипшую на обрезанные старые сапоги. Мартовская ночь была на удивление теплой и лунной. Можно было еще покурить минуту-другую, да вот табачок остался в доме… Никулин решил сходить в сени, свернуть самокруточку, но пес вдруг опять залаял, выскочив из своей будки.
- Да что тебя расхватывает-то среди ночи! - сердито прошипел дядя Миша и топнул ногой. - Марш на место!
Геббельс не унимался. Лесник с крыльца попытался разглядеть кусок деревенской улицы за забором, не увидел ничего, что могло бы встревожить пса, и поднял голову кверху. Подсвеченные матовой луной, высоко в небе раскачивались несколько парашютов. Лай собаки перекрывал легкий гул самолета. Никулин прикинул, что парашютисты должны приземлиться километрах в двух-трех от деревни. «Кто такие, чьи, откуда?» Самолет уходил в сторону линии фронта. «Немцы? А что им здесь делать вшестером… да нет, вчетвером, там каких-то два мешка?» - Никулин рассмотрел приближающиеся к земле парашюты. Вот уже два года война была далеко от деревни Ганино. О ней напоминали только редкие письма-треугольники и газеты, которые раз в неделю привозил почтальон. Зимой и того реже. Радио в деревню обещали провести как раз весной 1941-го, да на тебе, не успели!.. О телефоне здесь не мечтали, да и кому звонить?.. Начальство, коли надо, запрягало тачанку - и в Шапошниково, там в сельсовете стоял аппарат, который берегли и абы кого к которому не допускали.