Раскатов пододвинул лист бумаги.
— Так вот, — продолжал Гулбис — Спуститься с лестницы и дойти до своей троллейбусной остановки — тять минут. Ехать он должен был по улице Ленина мимо нас. От его остановки до нас — десять минут. Итого пятнадцать. И тут начинается несоответствие. На пять часов меня вызывал начальник управления. Я стал собирать бумаги. Без четверти пять хлынул дождь. Я подошел к окну, чтобы закрыть его и увидел, что на улице образовалась пробка. Путь троллейбусам преградил грузовик, осевший задними колесами в траншею. Как раз в то время напротив нас прокладывали газопровод. Как показала экспертиза, сердце Коврова остановилось около пяти. Если Стус успел проскочить до образования “пробки”, то это значит, что он вышел из дому не около пяти, как утверждает, а значительно раньше. Следовательно, на квартиру к Коврову он должен был попасть до убийства. Если же не успел проскочить, то ему пришлось бы добираться на такси. Но заметьте” он говорит только о троллейбусе, так? Я склонен думать, что Стус сказал неправду. Но он стремится сделать ложь правдоподобной. Зачем? Стус не учел одного обстоятельства. Он даже не знает, что на улице Ленина, по которой должен был ехать, было приостановлено движение троллейбусов на полчаса. Я считаю, что Стус побывал у Коврова и утром, и второй раз — между тремя и пятью, уже после ухода Витолса, Сейчас я могу только предположить, что убил Коврова Стус. Но чтобы это доказать при сложившихся обстоятельствах, надо знать, что собой представляет этот человек, поэтому надо за ним продолжить наблюдение. Надо проделать с ним один опыт. Я полагаю, что затея Стуса выступить совместно с Миртой, а затем последующий его визит к сестрам домой имели определенную цель.
Раскатов выразил сомнение:
— Но Стус даже не пытался приблизиться к картинам настолько, чтобы это вызвало подозрение. Я видел каждое его движение. Он любовался картинами издали.
— Это была первая разведка. Последует, вероятно, снова визит. И как знать, чем все это может окончиться для сестер. Ставить их под удар нельзя. Поэтому предлагаю принять контрмеры, и в этом нам поможет Мирта. Давай теперь обсудим детали.
Раскатов встретился с Миртой в саду Кронвальда у канала, как было условлено, в шесть часов вечера.
— Ну, как мое поручение? Расскажите подробно, — попросил он, присаживаясь на траву.
— Значит, так. Я будто бы случайно встретила Стуса возле кабинета директора. Поздоровалась с ним, но затем отвела взгляд в сторону и внезапно замолчала. Он заметил это и спросил, чем я озабочена. Я пожаловалась, что Астра отдала все папины картины в музей латышского и русского искусства. “Как отдала? Ее кто-нибудь просил об этом?” — удивился Стус. “Нет, — говорю, — по своей инициативе. На время выставки. Но я предчувствую, что музей захочет их купить. Одним словом, Астра может уступить”. — “Так что, у вас теперь ничего не осталось?” — спросил Стус. “Ничего, — отвечаю. — Отдала даже последнюю папину работу: акварель “Вечер”. Это же кощунство!” Стус начал меня уверять, что разделяет мои чувства, но, если хорошо подумать, я — де проявляю неразумный эгоизм; он на нашем месте давно бы поместил картины в музей. Это действительно национальная гордость. Вот и все.