Когда равви Шмелке и его брат равви Пинхас, позднее ставший равви во Франкфурте, были в Межриче, они сняли комнатку на чердаке, чтобы там их никто не тревожил во время занятий. Однажды, когда на исходе субботы они поздно ночью сидели за книгами, братья услышали странный плач, в котором могли ясно различить мужской и женский голос. Они посмотрели в окно и на скамейке увидели сидящих и рыдающих слугу и служанку дома, где они остановились. Те рассказали братьям, что уже много лет работают в этом доме, ожидая разрешения на брак, но хозяин никак не хочет дать такого разрешения.
Братья на это сказали, что все, что необходимо, – это соорудить навес для брачной церемонии; тогда само собой они получат и все остальное, в том числе и разрешение хозяина дома. Послали за певцом, который тут же собрал десять человек, открыли Дом Молитвы и соорудили навес для брачной церемонии. Свадьбу справили как полагается. Равви Шмелке постукивал кусками дерева, а равви Пинхас – двумя подсвечниками, издававшими красивый звук. Затем на брачную церемонию пришел маггид. За «трапезой царя Давида» он сидел с ними неподвижно, в том состоянии души, которое часто охватывало его. Неожиданно он вскочил и побежал в Дом Молитвы. «Разве вы не слышите арфу Давида?» – воскликнул он.
Говорил равви Моше Тейтельбаум, ученик Ясновидца из Люблина: «Когда равви Шмелке молился по субботам и праздничным дням, а особенно на Йом–Кипур, когда он служил как первосвященник, таинство становилось явным в музыкальном звучании произносимых им слов, и таким образом возникали новые мелодии, чудеснейшие из чудесных, которые ни он сам, ни какой–либо другой человек никогда прежде не слышали; равви Шмелке в эти минуты даже не знал о том, что он поет и на какую именно мелодию он поет, ибо целиком прилеплялся к высшему миру».
* * *
Один старик, певший мальчиком в хоре равви Шмелке, любил рассказывать следующее: «У нас была привычка готовить перед службой все необходимые ноты, чтобы не было нужды бегать за ними после начала молитвы. Но равви не обращал никакого внимания на ноты и постоянно выводил новые мелодии, до того момента не слыханные. Мы, певцы, в эти минуты замолкали и слушали его. Мы никак не могли понять, откуда к нему являются эти мелодии».