Некий богач из Никольсбурга был настроен враждебно к равви Шмелке и пытался его всячески высмеять. Накануне Йом–Кипура он пришел к равви и сказал, что в этот день, когда все прощают друг друга, они тоже могли бы помириться. С собой богач принес кувшин старого доброго, очень крепкого вина и стал уговаривать равви Шмелке выпить с ним, поскольку полагал, что цадик, непривычный к выпивке, быстро опьянеет и в таком виде предстанет перед конгрегацией. Ради примирения равви Шмелке выпил с богачом несколько стаканов, после чего богач посчитал, что добился своей цели, и пошел домой совершенно удовлетворенный достигнутым.
Когда наступил вечер и приблизился час молитвы, равви охватил свойственный дню суда трепет, и всякий след опьянения оставил его в тот момент. После вечерней молитвы равви Шмелке оставался в синагоге всю ночь в окружении других благочестивых людей. Как и каждый год в это время, он пел псалмы, а все остальные подхватывали. Когда в сорок первом псалме он дошел до стиха «Из того я узнаю, что Ты благоволишь ко мне, если враг мой не восторжествует надо мною»*[188], то несколько раз повторил его, а затем стал толковать, но не так, как толкуют этот стих обычно, а по–своему, более смело: «Из того, что я узнаю, что Ты благоволишь ко мне, враг мой будет страдать, не болея, страдать за меня». Затем добавил: «Даже если есть люди, которые враждебно ко мне относятся и пытаются меня высмеять, прости им, Владыка мира, и не дай им пострадать за меня». И произнес он это голосом столь внушительным, что все молившиеся с ним заплакали и каждый из них повторил эти слова, исторгнув их из глубины своего сердца. Присутствовал там и тот богач. В ту минуту он обратился к Богу, и всякая враждебность оставила его. С того времени богач стал любить равви Шмелке и почитать его превыше всех других людей.
Некий ученик спросил равви Шмелке: «Нам дана заповедь любить ближнего своего, как самого себя. Но как я могу любить его, если он ко мне плохо относится?»
Равви ответил: «Тебе следует понимать эти слова правильно: любить ближнего своего как нечто, что является тобой же. Ибо все души – это одна душа. Каждая душа – это искра, отлетевшая от единой исконной души, которая целиком присутствует во всех душах точно так же, как твоя душа целиком присутствует во всех членах твоего тела. Твоя душа может ошибиться, и тогда совершает ошибку и твоя рука, причиняя тебе страдание. Но будешь ли ты за это бить и хлестать свою руку, считая, что это она не поняла, что от нее требовалось, тем самым увеличивая свою и без того немалую боль? То же самое – и с твоим ближним, который с тобой – одна душа и который плохо к тебе относится, недостаточно хорошо тебя понимая. Если ты накажешь его за это, то причинишь тем самым боль самому себе».