Хасидские предания (Бубер) - страница 37

, противников хасидим, не меньше, если не больше, чем другие цадиким его времени. Равви, настроенные враждебно к хасидим, устраивали против рава заговоры и неоднократно добивались его ареста. Шнеура Залмана заключили в Петропавловскую крепость в Петербурге, где подвергали длительным допросам. Его обвиняли в искажении учения Баал Шема, об истинности которого он открыто заявлял. Один цадик сказал о Хабаде – и был недалек от истины, – что это учение похоже на заряженное ружье в руках человека, который и стрелять может, и цель знает, да только у ружья нет спускового крючка, чтобы выстрелить. И все же и в этой ветви хасидского движения с ее рационализированным мистицизмом (развитию которого способствовали рациональные тенденции литовского еврейства вообще) нашли свое выражение давние стремления души народа. Реальная жизнь равви Шнеура Залмана, цадика, со своими хасидим – сердечнее и прочнее, нежели его холодная доктрина, и поэтому рав причислялся своими учениками к плеяде выдающихся людей, вновь обративших свои учения к изначальным принципам хасидизма. Несомненно, в самом раве ярко горело «пламя» хасидизма. Легенды рассказывают о нескольких случаях из его жизни, в которых ясно видна страстная личная религиозность рава; близость*[38] его к Богу ярко выражена в его песнопениях, часть которых известна просто как «мелодии равви». Иногда они напоминают своего рода каббалистическую песнь, в других случаях вращаются вокруг слова «Татениу» (уменьшительное от слова «отец», «папа»), посредством которого обращаются к Богу. Всегда, и во время праздника, и пребывая в одиночестве, хасиды–последователи Хабада поют эти песни, выражая с их помощью свое рвение и обновляясь ими.

Наставником равви Шеломо из Карлина был Аарон из Карлина, учившийся вместе с Шеломо у Великого Маггида. Позднее Шеломо стал в Карлине преемником Аарона. У равви Шеломо молитвенное рвение было гораздо более строгим, чем у Леви Ицхака, поскольку Леви Ицхак молился ради людей, а Шеломо – ради самой молитвы. Равви Шеломо, как никто другой, воспринял всем сердцем учение Баал Шема о том, что перед началом молитвы человек должен быть готов умереть, потому что само существо молитвы требует от молящегося полной самоотдачи. Молитва была для него грандиозным и рискованным предприятием, которому необходимо отдаваться целиком, так, чтобы невозможно было думать ни о чем другом, чтобы невозможно было даже представить, что после молитвы что–либо будет. С юных лет эта способность к самоотречению сделала молитву равви Шеломо необычайно сильной. Перед тем как представить его Великому Маггиду, равви Аарон рассказал учителю о том, как накануне Иом–Кипура молодой Шеломо произносил слова «Сколь славно Имя Твое по всей земле!» так, что ни одна из падших искр Божиих не осталась невознесенной. Существует замечательная история о том, что некоторые из хасидим Тании пришли к Шеломо и впали в продолжительный экстаз, пока он произносил псалом перед тем, как благословить их. Таниа и сам высоко отзывался о Шеломо, говоря, что он «на ладонь выше мира». Но также рассказывают, что после того, как равви Мендель из Витебска уехал в Палестину и некоторые его хасидим думали присоединиться к равви Шеломо, Таниа отговорил их теми же самыми словами: «Как же вы можете отправиться к нему? Ведь вы знаете, что он – на ладонь выше мира!» – подразумевая, что, хотя экстазы Шеломо весьма похвальны, они не имеют для людей большой пользы. В этих словах кроется ключ к разгадке того, что произошло между этими двумя равви позже. В период кризиса хасидской школы в Карлине, вызванного главным образом растущим влиянием Тании, равви Шеломо решает поселиться в районе Витебска, который ранее был областью равви Менделя, но к тому времени уже попал в сферу влияния Тании; поэтому равви Шеломо пошел к нему, прося о согласии на переселение. Рав выдвинул три условия, глубоко характеризующих и Шеломо, и его самого: равви Шеломо не должен с пренебрежением относиться к книжникам; он не должен пренебрегать «естественным благочестием» (то есть благочестием без экстаза); он не должен впредь говорить, что цадику следует в первую очередь пасти свою паству (этой фразой Шеломо выражал мысль, что главная функция цадика – быть посредником). Шеломо принял два первых условия, но отказался принять третье и поэтому не стал переселяться. Позднее он снова приезжал к раву, и между ними была продолжительная дискуссия, о которой – как считают хасидим – последователи Хабада – и говорить–то не стоит из–за ее скандального характера. В период трагической для Польши войны 1792 года, во время которой Шеломо умер, он молился за Польшу, а Таниа, как и двадцать лет спутя во время войны с Наполеоном, – за Россию. Согласно традиции, считающей Шеломо из Карлина реинкарнацией первого, страдающего Мессии, который возрождается «из поколения в поколение», равви Шеломо был убит казачьей пулей во время молитвы, но и после смерти он продолжает свой молитвенный подвиг.